По ту сторону черной дыры
Шрифт:
– Брось ты, Вовка. Они так беззаботны, потому что вера в наше «сатанинское» оружие безгранична, – успокаивал он приятеля.
– Еще бы бабочек ловили! – бушевал Володя, – маленькие, черненькие, разбегаются точно вши, аж в глазах рябит!
– А что ты им делать прикажешь?
– Да… хоть пускай кресты свои почистят! Если бы у нас в карантине сержант нашел бы хоть одну такую бляху, то пришлось бы выяснять всему взводу: может человек раздеться за пять секунд или нет.
– Брось. Это ведь нереально!
– Так точно, господин лейтенант!
Святые люди осторожно приблизились.
– Вот что, ребята, – обратился к ним младший лейтенант, – почистили бы вы свои кресты, что ли… Как-то несолидно. Вы же бойцы белоросской церкви… Вот, к примеру, меня убьют, а ты. Брат Кирилл подойдешь меня отпевать с этакой зеленой растопыркой! Так я предупреждаю: вернусь с того света и оттаскаю тебя за бороду.
– Мы бы рады, – пробасил инок, – да…
– Нет, ты только глянь на лик Назаретянина! – распалялся Володя, – это же не святый лик, это – морда последнего забулдыги! Я удивляюсь, как тебя еще молнией не пристукнуло за подобное разгильдяйство!
– Мы бы рады почистить, – торопливо вставил попик, – да нечем.
– Как, нечем! – воскликнул Мурашевич, – на!
Парень извлек из кармана головку пасты имени «Горно-обогатительного института» и торжественно протянул ее брату Кириллу.
– Сделаешь из куска войлока «пидарку», тьфу! Натрешь маленькую войлочную тряпочку вот этим камешком, а затем каждый будет тереть свой крест. Чтобы через два часа ваши распятия блестели, как у кота – яйца! Аминь! К выполнению приступить!
Монахи убежали. Мурашевич самодовольно повернулся к приятелю – тот катался по земле беззвучно хохоча. Владимир удивленно уставился на него:
– Тебя что, гадюка укусила?
– Ой, не могу! – прохрипел посиневший Андрей, – тебе нужно дать игумену пару показательных уроков по управлению монастырем, чтобы все в нем блестело, как у кота… саксофон! Ой, не могу! Старший инок Вовка Мурашевич дрочит вверенное ему подразделение!
Мурашевич обхватил руками сосну и сполз рядом. Два друга кудахтали и закатывались со смеху минут пятнадцать, затем обессилевший Волков встал и поднес к глазам бинокль.
– Ну, чего? – спросил тяжело дышавший Володя.
– Чего-чего! Потерпи чуток! Пусть супостат расслабится.
По лугу растекались и вставали биваком все новые сотни и тысячи. Тут и там вырастали шатры, начинали крутиться дымки. Вскоре ветер донес запах готовящейся пищи.
– Вкусно пахнет, черт побери! – облизываясь, пробурчал Мурашевич.
– Гля! – перебил его Андрей, – шатер для хана ставят!
В самом центре луга несколько десятков басурман ставили огромный шатер с позолоченной окантовкой. Чем дальше, тем труднее было наблюдать за людским муравейником – постепенно свободное пространство исчезало, заполняясь телами людей и лошадей, а также арбами, предназначенными для награбленного и, следовательно, пока пустыми. Яблоко, вздумай оно вдруг упасть, на сыру землю не приземлилось бы точно.
– Вроде и пора… – с сомнением сказал Володя, опуская бинокль.
– Что, дерьмо кончилось? – злорадно сказал Волков, когда кочевники по несколько человек стали просачиваться в лес на поиски хвороста.
– Кизяк каюк! – подтвердил приятель.
– Давай, Вовка, готовь группу перехвата, – сказал Андрей, – я ожидаю в спецмашине. Сдюжишь?
– Не дрейфь! – ответил Мурашевич, – помнишь основной вопрос философии?
– «Что первично, материя или сознание»? Помню. Ответа только не знаю.
– Ответ знал один лишь Мухин. Но он в Париже, – Володя сладко потянулся, – хотя его ответ ты должен знать.
– «Смотря сколько выпьешь!» – усмехнулся Андрей, – так у него на десять бед один ответ. Держись, дружище! Для нас с тобой материя всегда на первом месте.
– А для них? – Володя кивнул в сторону располагавшейся на отдых орды.
– А для них, даже еще больше, чем для нас. Сознание для них – пока не открытая категория.
Андрей шел к усилительной установке, расположенной в зарослях волчьего лыка и скрытой от посторонних глаз. Рядом с ней кучковались монахи и яростно чистили свою амуницию. Улыбнувшись, лейтенант залез в кунг и связался с Серегиным.
– Согласовываем время начала операции, – произнес он в микрофон.
– Время «Ч», – поправили на том конце.
– Ну, хоть и «Ч», – согласился Волков, – предлагаю 22.40 по ямало-ненецкому.
– По какому?
– А как это время еще назвать?
– Убедил. 22.40, принято. До связи!
– Роджер! – вспомнил Андрей какой-то боевик. Отключив микрофон, он откинулся на спинку стула.
– Колдун! – позвал он, – ты свои ящики проверил?
Оператор, Коля Повшебный, бодро кивнул головой, едва не задев своим шнобелем за настольную лампу.
– Все в порядке, командир! Как часики.
Дверь распахнулась и ввалился Мурашевич, волоча за собой связанного человека.
– Так скоро? – удивился Андрей.
– А чего нам! – победно усмехнулся Володя, – знакомься: Кунгуз!
– Кунгуз-Чамар! – отозвался пленный.
– Ну, то что ты «чамар» видно и так, – почесал ухо младший лейтенант, – а теперь слушай сюда: этот дядя тебе поручит выполнить одно задание. Если ты не захочешь его выполнить, то я засуну тебя в задницу твоего боевого «горбунка». Уяснил?
– Короче, – сказал Волков, – «кунгуз» ты, или «чамар», или сам дедушка Пак – это не имеет значения. Ты громко, держа перед собой вот эту штуку, скажешь следующее: «Братья! Если не хотите завтра гнить здесь в виде трупов, то немедленно убирайтесь с белоросской земли!» Если они не начнут убираться, то через час мы атакуем.
– Вам нас не одолеть! – убежденно сказал обрин, – у нас есть горящие опилки и черный огонь.
– Чего? – не понял Мурашевич.
– Порох и нефть, – пояснил Андрей, – секрет, очевидно, сперт у китайцев.