По ту сторону черты
Шрифт:
На ее кукольном личике так четко выделяются яркие голубые глаза, сразу напомнившие мне о синеве неба в ясный день. Чуть вдернутый носик, слегка приоткрытые губы в розовом блеске. Светло-русые волосы стянуты в высокий хвостик. Через белую майку просвечивает простой бежевый лифчик, подчеркивающий ее небольшую грудь. Короткие джинсовые шорты, что не скрывают ее длинных ног с красным лаком на ногтях. Блэр Керкленд можно назвать идеальной, невинной и даже наивной девушкой. Таких ведь видно сразу. По глазам можно отличить от других. В них же многое отражается. Вот и у нее видно, что она обычный тепличный цветочек, хоть и училась далеко от дома. В американском университете, где наверняка проходили многие вечеринки. На них она бывала, но не ввязывалась в приключения.
Лишь я стану единственным мужчиной в ее жизни. Лишь я заберу ее непорочность. И не важно, согласиться ли Маура с моими требованиями или же мне откажет. Все равно этот ангел познает все круги ада. Переступит за черту, откуда возврата никогда не будет. Она от меня не сбежит. Либо останется вместе со мной, либо будет мертва для других парней. То, что скоро будет принадлежать мне, не сможет никто отнять. Ее мать уже поняла это, признала. Осталось лишь слегка надавить на вдову, сломать ее. И она уговорит дочь стать моей навсегда. Войти в мой особняк, стать пленницей моего мира. Уйти от света во тьму, что будет ее домом очень долгое время. Придется ей привыкать жить вдали от родных, так как со своей матерью она видеться часто не будет. Приходишь на мою территорию — принимай правила, что созданы мною. Или же готовься к принуждению.
Глава 3
Блэр
Столько разных событий у нас в жизни происходит. Какие-то радость приносят, какие-то, наоборот, одно сплошное горе. Мы можем их встретить с улыбкой на лице или же со слезами на глазах. Ощутить облегчение, счастье, потерю, полное разочарование. Порой хочется зарыться в своеобразный кокон, скрыться от всего мира и представить, словно ничего плохого не случилось. Будто бы все это дурной сон, кошмар нашего разыгравшегося воображения. Просто шутка судьбы. Стоит глаза открыть через некоторое мгновение, и все вновь так как прежде. Ничего не происходило, не менялось. Жизнь не устраивала никаких сюрпризов. Тогда бы не приходилось резко менять свои планы, срываться с места, все и всех бросать на неопределенный срок.
Только вот это же просто мечты, которым не дано сбыться. Как бы ты ни старался что-то исправить. Ведь если бы это вышло, то вместо кресла в самолете я находилась на своем выпускном. В выбранном мной платье кружилась по залу в объятьях своего парня Кейда, принимала поздравления от друзей, получала диплом и праздновала вместе со всеми важное событие в своей жизни. Хотя и не так масштабно, как предлагала это сделать Одри. Возможно даже в отношениях продвинулась бы гораздо дальше. Позволила Кейду нечто большее, чем обычные поцелуи и горячие, сводящие с ума ласки.
Закончился один этап в жизни, должен был наступить совершенно другой. В месте, что стал мне домом на несколько лет. В месте, где я хотела обосноваться навсегда. Ведь тут мои друзья, самые близкие люди. Тут по-настоящему счастлива. Тут готова к новым свершениям, победам, возможно разочарованиям. Все же это неизбежно. Да только если рядом родные, любимые можно все преодолеть. Ничего страшного не будет. Но один-единственный звонок все разом перечеркнул, планы разрушил. Новость от мамы выбила почву у меня из-под ног. То, что изначально казалось шуткой, таковой вовсе не являлась. Она не разыгрывала, не врала. Мой отец на самом деле умер. Просто ночью сердце его перестало биться. Ведь после выстрела в голову никто не выживает. Нет у человека бессмертия. Никто его еще не придумал. Хотя это было бы очень здорово, так как стольких людей можно спасти. Один из которых мой папа.
Мужчина, что в последнее время редко ко мне приезжал, даже звонил раз в несколько недель. На вопросы про его отсутствие отвечал, что очень много работает. Нет времени и сил на элементарный отдых. Поэтому и пропадает столь
Тогда телефон снова ожил. В трубке прозвучали четкие указания по моему возвращению в Бразилию, а один из помощников семьи Керкленд должен был меня на него сопроводить, довезти на своей машине. На прощание, разговоры времени не было. Мужчина подгонял как можно скорее тронуться в путь. За что был награжден злобным взглядом моей подруги. Одри так не хотела отпускать от себя, постоянно в объятьях держала и все поехать в Сан-Пауло хотела. Но я ее останавливала. Хоть и нужна поддержка близкого человека в минуты такого горя, все же в душе я понимала, мама не будет рада моим друзьям.
Почему-то она с некоторым неодобрением относилась к окружению своей дочери. Редко с ними виделась, но никогда не старалась разговор завести. Просто вроде бы мило улыбалась и отвечала односложно. Другое дело отец. Он всегда был рад, когда на праздники приезжала не только я. Ему нравилось, что в доме полно народу. Что отовсюду слышится смех, разговоры, возможно и крики. Только такого вот никогда больше не будет.
Вряд ли друзья смогут приехать ко мне в ближайшее время. Сначала похороны, потом прощание в нашем особняке, обнародование завещания, вопросы прессы, частые посетители. Ведь обязательно будут приходить все его друзья, знакомые, сослуживцы. Приносить свои соболезнования, оказывать какую-то поддержку. Которая будет так необходима мне. Особенно от любимого парня, с которым не дали толком попрощаться. Лишь с Одри. Да и то на пару минут. Ведь назначен был вылет, а опаздывать нехорошо. Надо торопиться. Подруга все это понимала. Знала, как мне тяжело, как не хотелось уезжать. Также она мне пообещала, что непременно приедет вместе с Кейдом в Сан-Пауло. И плевать ей на реакцию моей мамы.
— Мисс, мы скоро приземлимся, — вырывает меня из мыслей голос стюардессы над ухом. Пару раз моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд. Так как неприрывно смотрела на протяжении нескольких часов в иллюминатор самолета. Как исчезал Лос-Анджелес с каждой милей. Как на душе грустно и одиноко становилось, будто я в последний раз все это вижу. Странное предчувствие меня не покидало весь полет. Но особо к нему не прислушивалась. Отгоняла от себя прочь ненужные мысли. Они только мешают.
— Хорошо, — еле слышно проговариваю, взглянув на молоденькую девушку. Пытается быть любезной, улыбается от уха до уха. Наверняка думает, что сможет свое веселье и мне передать.
Только всего этого не нужно. Это раздражает. Хочется плакать, закрыть глаза, забиться в какой-нибудь угол и не выходить оттуда. Но слез уже не осталось. Все выплакала там, в Лос-Анджелесе. От чего точно выгляжу не самым лучшим образом. Глаза должно быть опухшие, бледность на лице. В животе вот урчит от недостатка пищи, ведь кусок в горло не лезет. Не хочется элементарного фрукта. Просто внутри пустота. Словно душа умерла. Разбилось все вдребезги, как хрупкая, фарфоровая ваза, оставив после себя множество осколков.
— Сеньорита Керкленд. — Напротив меня садится тот самый помощник мамы, что и в самолет со мной сел. Находился где-то в другой его части. Чуть полноватый мужчина. намного старше меня. Черные волосы, синие глаза. Вроде бы обычный работник, выполняющий указания своей нанимательницы. Прилично одетый, без каких-либо дефектов во внешности. Но аура, что от него исходит, заставляла меня всегда вздрагивать и отводить взгляд в сторону, когда он пытался заговорить. Что-то в нем есть отталкивающее, создающее впечатление не очень хорошего человека. — Донья Маура не сможет вас встретить. — Я даже в этом не сомневалась. Должно быть готовится к похоронам да от журналистов пытается отделаться. — Она будет ждать вас в особняке. — Просто киваю головой на его слова. — Также завтра необходимо решить все вопросы, касающиеся завещания вашего отца.