По ту сторону черты
Шрифт:
— На твоей карточке, — тут же меня перебивает. — огромная сумма денег. Это на всевозможные расходы, в которые входит поездка на такси. — От такого точно не отвертеться. — Ездишь только на них, забывая обо всяких пеших прогулок. Если конечно друзья рядом идти ни будут. — Смотрит строгим взглядом, без тени улыбки на лице. — А в квартире тебе будет не скучно. Я нанял одну девушку. Она станет твоей служанкой.
— Папа. — Закатываю от досады глаза, скрестив руки на груди. Чуточку свободы он не хочет мне дать. Совсем не доверяет. Хотя я никогда его доверие не подрывала. — Прошу тебя, не нужно всего этого. Я сама со всем справлюсь. На такси согласна, а вот прислуга
Ни слова не говоря, просто прижимает меня к себе, крепко обняв. И вот тогда я даю волю своим слезам. Они начинают течь по щекам, пропитывая ткань его рубашки. Но ему на это все равно. Отец же прощается на несколько лет со своей дочерью. Которая видит его практически в последний раз, так как последующие наши встречи не будут такими сокровенными. Такого больше не повторится.
— Блэр. — Резко отодвигаюсь от отца, услышав знакомый, но такой далекий голос. — Блэр. Блэр. — Смотрю на папу, который вдруг начинает исчезать, словно призрак. Черты размываются. Не видно ничего, только зовущий меня куда-то голос. Который становится все громче в то в время, как Гектор Керкленд совсем исчезает.
— Блэр! — Одри дает мне чуть болезненную пощечину, которая приводит меня в чувства. Тут же озаряюсь по сторонам, вспоминая то место, где я сейчас нахожусь. Просторный кабинет в светло-серых тонах. Из окна дует легкий ветерок, наполняя комнату свежим воздухом. На стенах несколько картин именитых художников, в углу стоит ваза с огромным растением. Письменный стол у небольшого шкафа от пола до потолка. Несколько кожаных стульев, на одном из которых сидит Одри, наклонившись надо мной. Сама же я лежу на просторном диване. Под головой небольшая подушка, на лбу какая-то мокрая тряпочка.
— Что? — С трудом принимаю сидячее положение, поймав в руки эту тряпку и положив на журнальный столик рядом с собой. — Что произошло?
— А ты что, не помнишь, как в обморок грохнулась, перепугав всех в магазине? — ехидно спрашивает Одри, крутанувшись на стуле пару раз. На ней все тоже платье бежевого цвета. — После разговора с матерью тебя еле в чувства привели.
Услышав слово «мать» воспоминания о нашем с ней разговоре обрушиваются на меня новой волной. Чувствую, как по щекам текут слезы, как сердце сжимается в груди, дышать становится нечем. Хочется уйти, сбежать отсюда. Тошнота к горлу подступает, голова начинает сильно кружиться. Могу снова в обморок упасть или в больницу попасть от такого своего состояния. Одри тут же вскакивает на ноги, наливает полный стакан воды из графина и протягивает его мне. Делаю неуверенный глоток, потом еще один и еще. Остатки выпиваю залпом, насыщаясь водой. Будто от этого напитка зависит моя дальнейшая жизнь. Жизнь, которая оборвалась у самого дорогого для меня человека.
— Он умер, — произношу еле слышно, от чего Одри не понимающе смотрит на меня, застыв около столика с графином в руке. — Мой отец. — Поднимаю на нее заплаканное лицо. — Мама сказала, что папа умер. — Стоун ставит графин на место и зажимает рукой рот. Глаза округлились от шока, веселье полностью исчезло. Теперь ей не до смеха. — Мне нужно в Сан-Пауло поехать на… — Сглатываю ком в горле. — похороны. Сегодня же. Самолет будет в аэропорту меня ждать. — Резко поднимаюсь на ноги, от чего ведет в сторону. Держусь за спинку стула, делая несколько глубоких вздохов. Тошнота так и не отступила, но после воды стало немного легче. — Я возвращаюсь в Бразилию.
День, который мог стать для меня очень веселым, превратился в настоящий кошмар. Я получила новость, от которой весь мой мир перевернулся. Все отошло на второй план. Мне не важен ни выпускной, ни жизнь в Лос-Анджелесе. Только лишь поездка домой, где меня ждет мама, внезапно ставшая вдовой.
Глава 2
Родриго
Жизнь
Да только это все блеф, глупые мечты маленького мальчика, что всю свою жизнь построил сам без какой-либо помощи. Придумал, стал, принял, причинил боль, оттолкнул, превратился. Все это произошло за несколько долгих, мучительных лет. Вся империя была создана непосильным трудом, порой грубо и жестоко. Лишь бы все стало так, как требовалось владельцу. То есть мне.
Именно я творил такие вещи, что простой человек вполне мог от ужаса от меня отшатнуться, исчезнуть, сбежать подальше. Ведь так не хотелось жить подобно всему этому нищему сброду, что просит на кусок хлеба. Одетые в лохмотья и даже обуви не имея. Нет, такого не нужно было. До такого не дошло, но вполне и могло быть. Так как мое положение в обществе оставляло желать лучшего.
Быть сыном простой служанки в обеспеченном доме и обычного работника маленького завода в наших краях ни к чему хорошему не приводило. Одноклассники посмеивались надо мной, друзей просто не существовало, а еды порой не хватало совсем. Приходилось брать в долг или попросту просить у прохожих, некоторые из которых с пренебрежением смотрели на нас. Считая просто отбросами, недостойными людьми. Даже наркоманами, которые за очередной укол или сигарету готовы себя продавать. А если не получается, то можно и детей отдать тому, кто много решит заплатить. Зато поделится так необходимым лекарством. Дрянью, что жизни лишит.
Как и случилось с моей сестрой Розеттой, подсевшей на героин и умершей от слишком сильного порошка, что ей подсунул очередной парень. А ведь она была совсем еще девчонкой. Только-только пятнадцать лет исполнилось, а уже превратилась в обыкновенную шлюху, которую не удалось спасти родителям. Она же из дома сбежала и не появлялась много месяцев. Лишь позже стало известно о ее смерти. Лишь позже мама и папа стали задумываться над моим будущим, которое я уже начал строить сам. Прилежно учился, стал лучшим в университете, открыл свое дело, нашел нужных людей, расширение затеял, получил свои первые огромные деньги, которые вкладывал во все новый бизнес.
Пока однажды меня ни назвали самым богатым человеком Сан-Пауло. Бизнесмен при деньгах, славившийся своей жестокостью, грубостью, властью. Так как империю можно создать лишь используя хладнокровие и жесткость. Не обращая внимания на чужие слезы, мольбы, просьбы. Если бы это меня волновало, я не сидел тогда в своем собственном особняке, держа в руках стакан с дорогим виски. В пепельнице не тлела сигарета, а начальник охраны не пришел доложить о каком-то важном деле.
— В чем дело, Эдуардо? — Расслабленная поза в кресле, прикрытые на миг глаза. Сейчас мне не хотелось решать каких-то масштабных дел. Просто необходимо было побыть одному, чтобы позже отправиться навестить Исабель. Давно я не был в ее городской квартире. — Возникли какие-то проблемы в фирме? — Безразлично, никакого интереса. Ведь если что-то случится в моей компании, каждый сотрудник будет строго наказан. Не стану выявлять виноватых, пострадаю все.