По ту сторону грусти
Шрифт:
Остаётся надеяться лишь на то, что она Инквизитор. Конечно, Шпренгер и Инститорис формулировали свои мысли несколько наивно по современным меркам, но министр подтвердил ей, что у Инквизиторов иммунитет повыше - к ним чаще всего действительно "грязь не липнет". Ну ещё бы. Инквизитор по одной своей природе сам кого хочешь напугает, да так, что мало не покажется. Хотя авторы имели в виду обычных людей. А к спецам у них было, мягко говоря, другое отношение. Ну да ладно, не в этом суть.
Алеся вспомнила, как её покоробило старинное слово "некромантия". Оно явно дышало дьявольщиной. Её отношения, настолько привычные, что друзья при встрече интересовались, как дела у генерала,
Вспоминалась ещё одна примета демонов: они спекулируют Силой в обмен на служение. Генерал наметил траекторию её жизни лет этак на восемь вперёд. Если не больше: два перевода и две монографии - материалы для одной из них она собирает прямо сейчас да ещё собирается сделать её темой диссертации. Чем не служение? Всё выглядело в духе "обоюдного согласия", инициатива принадлежала ей (в чём после слов министра можно усомниться). Но если дон Аугусто и соблазнил, то уж точно никогда не заставлял. Даже сам её журил и успокаивал, когда она уж слишком убивалась, что не идёт очередная статья. Нет, разумеется, он не пытался её подчинить.
А пытаются ли сейчас? Всё очень странно и туманно, это-то и тревожит, тем более что всю эту массу мыслей, переживаний и слов Алеся нагородила сама, без особой помощи. И тут спина у неё натянулась стрункой, а брови закаменели в мучительном напряжении: размышления о некромантии были совсем некстати, подумалось ей. Ведь если совершаются перемещения во времени, наяву или во сне, то и дело-то она имеет с живым, реальным человеком. В реальном времени.
Она резко нажала на "стоп". Мелодия оборвалась. Размокший кусочек печенья не лез в горло. Алеся заставила себя проглотить его и встала из-за стола.
И тут же устыдилась: интересно, а почему это она так разволновалась? Ведь вроде ж было, было, всё у неё было, сколько раз можно повторять! И чем это Ю.В. её так запугал? Когда они беседовали на служебной квартире, она, наоборот, вела себя довольно дерзко: как человек, осознающий своё превосходство, реальное или мнимое. А теперь трепещет из-за того, что это - "тот самый"... Но, во-первых, что это меняет? А во-вторых, она раньше над таким и не задумывалась. Она вообще что-то слишком много рефлексирует. Достоевщина, да и только. А понятнее ничего не становится.
Алеся оглянулась, словно ища помощи у квартирки: говорят, дома и стены помогают. Хотя дом это был относительный. На службе жилья не выделили, а нынешнюю студию сдала ей дизайнерша, на два года укатившая в Финляндию, причём сдала за символическую плату, учитывая месторасположение. Ей было жалко думать, что когда-то придётся покинуть это гнёздышко под крышей. У них с хозяйкой даже вкусы были похожие - Алесины вещички прекрасно вписывались в интерьер.
Она подошла к небольшому узкому буфету в углу комнаты. В зеркальном гроте красовался изящный графин в окружении стайки рюмок. Алеся достала его, поставила на книжную полку, извлекла из буфета фляжку с оленем Святого Губерта, и принялась аккуратно переливать туда содержимое графина. Закрутила пробку, отнесла фляжку на тумбочку у кровати, затем поколебалась пару секунд, вздохнула, налила себе полрюмки и выпила со словами: "Во имя Отца, и Сына и Святого Духа, аминь". В графине была святая вода.
Алесино состояние можно было охарактеризовать двумя словами: "душевный раздрай".
Направляясь к вечерней службе в костёл на Золотой горке, она не удержалась от чтения в транспорте. И плевать, что ехать всего пару станций: ну как же хочется ухватить хоть несколько страничек! Она взялась читать исследование Ле Гоффа о чистилище, и, как на беду, именно сегодня и сейчас ей попались выдержки из Августина Блаженного. Они касались темы привидений и явления мёртвых во сне. В целом, Августин советовал не придавать огромного значения таким "визитам", впадая в суеверие. Ведь и живые могут сниться без участия их воли, какими бы чудесными и осмысленными ни получались сны. В общем, и живые, и умершие во сне - суть образы, не более, и природа их необъяснима.
Вот это-то Алесю и выводило из себя. Нет, это положительно невозможно! А что или кто генерирует эти образы? Для чего они нужны?
– ведь если звёзды зажигают... Может, её теория о временных перемещениях всё-таки более логична?
Но вот завершающая цитата вообще навевала отчаяние: "Если бы кто-нибудь мне ответил случайно словами Писания: "Не ищи вовсе того, что слишком высоко для тебя, не доискивайся того, что слишком неприступно для тебя, довольствуйся беспрестанным размышлением о заповедях Господних" (Екк. 3:22), я с признательностью принял бы этот совет. В сущности, это немалая выгода, когда речь идет о темных и неопределенных местах, ускользающих от нашего понимания, иметь по крайней мере ясную уверенность, что их не надо изучать и, когда есть желание учиться с намерением узнать нечто полезное, что не вредно оставаться в неведении".
Вот это вообще красота, угрюмо подумала Алеся. Значит, основная мысль всех этих рассуждений - "Не влезай, убьёт"? О нет, скорее из Чехова: "Как бы чего не вышло".
Но уж на такую смену курса она бы точно не пошла
Алеся готовилась ко сну, как к боевому вылету. Припомнила, наверное, все молитвы от бесовского искушения. Долго стояла под струями душа, уставившись в одну точку. Позвала на постель кошку и подождала, пока она уляжется. Затем снова надела свой серебряный крестик и потушила свет.
Попадание было прицельным. После недолгого погружения во тьму она "проявилась" прямо в передней квартиры. Наверное, от этого охватила лёгкая досада: ведь захотелось вдруг спуститься во двор, пройтись по улицам. Хм, любопытно, что это - иллюзорная ностальгия? Нет, просто страх и желание отложить момент, когда...
– Ну, здравствуйте, Алеся Владимировна!
– улыбнулся председатель.
– День добрый, Юрий Владимирович, - улыбнулась Алеся.
Десятки мельчайших мыслей скакали в голове и кололи мозг булавками. В прошлый раз приветствие было такое же? Это повторение набело или новый сон?.. Ничего себе, он знает её отчество. Но ведь ему так и положено.
В прихожей оказалось большое зеркало, когда они проходили в гостиную, Алеся бросила на себя беглый взгляд. На ней был стилизованный чёрный китель. Ну и дичь. Для её мира это стильно, а здесь - подозрительно.
Но председатель словно не заметил этой "эсэсовской формы". Алеся, затаив дыхание, наблюдала за ним, но не могла прочесть ничего особенного. Она лишь отметила его своеобразную, тяжеловесную грацию, и на душе смутно потеплело. И тут же царапнула досада: не на то, вовсе не та обращает она внимание, разве это не вражеские происки?