По ту сторону ночи
Шрифт:
Подхожу и вижу: наши ребята подбирают вещи и со смеху давятся, а Таись Иванна, вся белая от злости, кричит, бегает и с кустов свои тряпки сымает. Увидела меня с ведерком, в котором хайрюзы трепыхаются, и и-их как взвилась!
«Ты, кричит, нарошно ушел. Знал, кричит, о медведе и ушел специально, чтобы лагерь разорить. Это, кричит, политическое вредительство. Я тебе покажу, все сполна, кричит, с тебя деньгами вычту!»
Тут я тоже рассердился. «Ничего, говорю, вы мне, Таись Иванна, не покажете и моего жалованья с меня не вычтете. Ребята, говорю, свидетели, что вы меня силком угнали рыбу ловить, а я вас упреждал о медведихе. Вот, кричу, и получайте за ваше
— Ну, и чем же кончилась твоя война с Таисией Ивановной? — спросил я Мишу, когда мы кончили хохотать.
— А ничем. Меня она, правда, после медведихи уважать стала. Но за нашим бездельем охотилась, как и прежде. Вот я и говорю, что не всякое учение не всякому человеку впрок!
— А бывает и по-другому, — сказал после минутного молчания Саша, — бывает и так, что без учения человек сразу схватывает, что к чему, и поступает лучше ученого. Ты вот рассказал, как медведица разгромила вздорную бабу, а я сразу вспомнил другое — как умная женщина ограбила медведя!
— Да ну? — загорелся Гоша. — Вот это класс! А ну давай историю!
— Пожалуйста! Так вот, еще до того, как я стал работать с Евгением Константиновичем, мне пришлось один сезон проработать в поле с Ириной Михайловной. Вы все ее знаете. Не в пример Таисии Ивановне, она женщина рассудительная и геолог толковый, а уж охотница — дай бог всякому! Никакому мужчине не уступит ни в удаче, ни в меткости!
Мы работали в то лето в верховьях Охоты, в местах куда более диких, чем эти, и совсем отрезанных от мира. Забрались мы в тайгу на оленях еще в апреле по снегу, а обратно сплывали на плотах уже глубокой осенью вместе с шугой.
Поднимаясь весной на нартах, мы оставили в нескольких местах на высоких деревьях лабазы с провиантом, а потом вели наши съемочные работы, двигаясь вниз по реке от лабаза к лабазу. Так экономили время, транспорт и силы. Лабазы были все построены умело. Медведи подобраться к ним никак не могли, и мы не потеряли за лето ни грамма продуктов.
Однако планы и сроки таежной работы — одно, а их выполнение — другое. Они не всегда совпадают. Так и случилось однажды, что мы задевались больше положенного на одном участке со сложной геологией. Работа затянулась, а продукты не растянешь!
В один пасмурный день у нас не оказалось ни хлеба, ни мяса, ни сахара. Одна соль да немного детского печенья. Что делать? До следующего, лабаза плыть на плоту не меньше двух суток. Решили отправиться сегодня же, но плыть-то на пустой желудок неохота!. Вот Ирина Михайловна и говорит:
— Нужно бы пройти вверх но протоке. Авось удастся настрелять уток. Хоть и без хлеба, а все же мяса поедим перед дорогой.
Она, вероятно, сама думала поохотиться, но мы с рабочим взяли оба наших ружья и без лишних слов вышли из палатки. Неловко все же мужчине сидеть у костра и ждать, пока женщина накормит его своей охотничьей добычей!
На беду в нашей протоке мы не встретили ни одной утки. Сколько раз мне так случалось: бродишь, бродишь на охоте и только ноги убьешь, а стоит пойти в маршрут — без ружья, от дичи деваться некуда! Продрались мы через кусты, увидели в луже стайку крохалей; но и те взлетели, не подпустив на выстрел. Ходили мы, ходили, дело уж подходит к полудню, а дичи все нет, Ну, думаю, пора возвращаться, а то Ирина Михайловна забеспокоится. Ведь она одна в лагере осталась. Правда, у нее есть маленький коровинский пистолетик, но что сделаешь
Идем обратно хмурые. Еще бы — ив животе бурчит от голода, и самолюбие заедает. Охотнички! Эх, думаю, хоть бы на обратном пути что встретилось! Однако, сколько мы ни высматривали, сколько по кустам и заводям ни лазили, а дичи не нашли. Для успокоения совести пытались стрелять рыбу в реке, но и из этого ничего не получилось. То ли попал в нее, то ли нет, поди разберись в воде! Так и шли в лагерь голодные и злые.
Уже на подходе мой товарищ стал носом крутить. «Вроде как обедом пахнет!» «Что ты, говорю, какой там обед. Тебе, верно, с голоду мерещится!» А он стоит на своем: пахнет, мол, и только! И что ж вы думаете? Подошли мы к палатке, а там и в самом деле не обед, а настоящий пир Ирина Михайловна нам приготовила. Перед костром расставлены миски с вареной рыбой, а в ведре над огнем кипит замечательная наваристая уха. Мы так и обомлели. «Откуда это у вас? Как вы столько рыбы без сети наловили?» А она видит, что мы пустые вернулись, и усмехается. «Вы, говорит, меня с собой не взяли, а я обиделась и решила показать, что могу не хуже вашего охотится!»
Нам, конечно, ничего не оставалось, как проглотить это ее угощение, что мы без лишних слов, и сделали. Хоть и без хлеба, а наелись досыта. После, уже на плоту, Ирина Михайловна нам рассказала, как ей удалось нас так здорово осрамить.
Когда ей надоело ждать нас у палатки, она тоже решила пойти по берегу. Ясно, что она захватила и пистолетик, о котором я говорил. Мы отправились с рабочим вверх по протоке, а она вышла к главному руслу и пошла по течению. Идет и вдруг видит: впереди на мелком перекате что-то темнеет. Как будто большой пень, а шевелится. Подошла ближе. Медведь рыбу ловит! «Вот, думает, здорово, никогда не видела!»
Другая на ее месте Живо навострила бы лыжи, но Ирина Михайловна подкралась поближе и, присев за кустом, стала наблюдать.
Матерый медведь устроился на косе посреди переката и пристально всматривался в воду. Время от времени он молниеносно выбрасывал на гальку сверкающую рыбину. Тут же он пришлепывал жертву лапой и, подцепив когтями, подкладывал ее под себя. Медведь был очень увлечен охотой и не следил за своим уловом. Многие рыбины, очнувшись от оглушающего удара, выскальзывали из-под него и, изгибаясь и подскакивая, уходили обратно в воду. На глазах Ирины Михайловны у медведя убежало таким образом не меньше половины добычи. Но медведь почти не обращал внимания на потери и только изредка бросал косой взгляд на прыгающую рыбу и что-то ворчал про себя, не переставая, однако, следить за водой. Видимо, это был страстный охотник, для которого сама охота рыла важнее добычи!
Но Ирина Михайловна тоже была охотницей. Зрелище поглощенного охотой медведя и выловленной им рыбы натолкнуло ее на озорную мысль: а что, если попытаться отобрать у косматого рыболова его добычу!
Не думая о риске и о том, что ее озорство может обернуться плохо, она подняла пистолет и, испустив пронзительный клич, дважды выпалила в воздух.
Случилось удивительное. Громаднейший медведь, рявкнув, подскочил на месте как ужаленный и, бросив, свою добычу, пустился наутек. Поднимая тучу брызг, он помчался к противоположному берегу и мгновенно скрылся в кустах. Долго хохотавшей Ирине Михайловне оставалось только перебрести на косу и забрать свою незаконную добычу. Там остались два почти метровых кижуча и несколько сильно избитых горбуш. Их она даже не взяла, так как двух больших рыбин было вполне для нас достаточно.