По ту сторону ночи
Шрифт:
Трое изыскателей, отклонившись с пути, забрели в непроходимый кустарник на пологом сухом склоне долины. Их ладони залепила быстро чернеющая смола. Каждый шаг взвивал тучи едкой серо-желтой кедровой пыльцы. Бесчисленные лапы стланика хватали за руки, одежду, хлестали по голове, выворачивали из суставов ноги и грозили выколоть глаза. Неподвижный зной, воздух, жажда, удушливый запах смолы и назойливое жужжание комаров истощали силы и одурманивали усталостью…
Васин, закинув за спину непрерывно соскальзывающее ружье, первым пробивался сквозь упругую зеленую стену. Следом, то охая, то ругаясь, шагал топограф. Рабочий отстал: на нем подвязанные веревками толстые резиновые калоши с грубо рифленой подошвой — чуни; веревки то и дело цепляются за корни, и, тщетно хватаясь за предательски податливые ветки, Андреич поминутно падает.
Сегодня они поздно вышли из лагеря и успели отойти не больше чем на пять километров, но борьба с зарослями отняла столько сил, что каждый уже мечтает о передышке.
Неожиданно кусты слегка расступились, и измученные люди вздохнули свободнее. Кажется, самое неприятное пройдено; сейчас покажется край этой проклятой чащи. Они набрели: на заброшенную тропинку. Как странно, в атом безлюдье — и вдруг кем-то проложенная тропа! Правда, она плохо утоптана и уж очень вьется между кустами, но идти все же становится легче.
Все трое закуривают и, повеселев, шагают по петляющей, как лесной ручеек, тройке. Впереди показывается большая лиственница. Вот там-то они и остынут, сбросят о себя рюкзаки, осточертевшее ружье и громоздкий ящик с буссолью!
Но заросли опять густеют; кусты стланика сдвигаются ближе и все выше поднимают мохнатые лапы. Тропинка убегает в густую тень сомкнувшихся ветвей. Приходится сгибаться в три погибели под нависшим зеленым сводом. Видно, по тропе очень давно не ходил человек. Человек? Л ведь, пожалуй, это не человечья тропа! Звериная? Ну конечно, звериная! Как эта мысль сразу не пришла им в голову! Человек всегда идет по прямой, а здесь этакие вавилоны! Впрочем, не все ли равно, человечья или звериная, — лишь бы легче идти!
Вдруг за корнями большой лиственницы что-то сильно затрещало. Люди замерли. На крошечную поляну выскочила большая бурая медведица; за ней шариками выкатились два светлых; медвежонка.
Прежде чем шедший впереди Васин опомнился, медведица рявкнула и двумя молниеносными шлепками отбросила взвизгнувших медвежат в кусты; В ту же секунду она круто повернулась и, встав на дыбы, яростно заревела.
Вы никогда не сталкивались с разъяренным медведем? Это очень страшно!
Леденящий душу гортанный рев сотрясает не только кинувшееся на вас громадное чудовище, но и всю землю вокруг. С низких органных нот рев переходит в. раздирающий нестерпимый визг, от которого вздрагивает каждый мускул и съеживается каждый нерв. Вот медведь, уже над вами. Всеми клеточками своего тела вы чувствуете гибель. Взметнувшаяся для удара гигантская лапа, с когтями длиннее наших пальцев, сейчас размозжит голову. Конец! Лишь чудо может избавить от верной смерти! Чудо либо мужество и опыт.
Мужество? У Васина его достаточно, но опыта нет. У человека лишь одно преимущество перед зверем —,разум. Но если судьба не оставляет времени, разум бессилен. Тогда человек и зверь равны перед лицом смерти.
На миг отпрянув, Васин увидел искаженное ужасом лицо топографа… и вспомнил, что оба его товарища безоружны. Тогда он сорвал с плеча двустволку и, похолодев, шагнул навстречу зверю. Увы, ружье висело прикладом вверх, а времени перевернуть его не было.
Поднявшись над ним ревущей горой, медведица взмахнула лапой. Чудовищная сила вырвала ружье; вдребезги расщепленное ложе и завертевшееся винтом дуло полетели в кусты. Следующим ударом ^ к счастью, его мощь была уже ослаблена — медведица задела Васина по голове и тут же навалилась на него. Падая, он не чувствовал ни боли, ни страха перед смертью, а лишь физический ужас перед этим ревущим чудовищем с красной оскаленной пастью, из которой клоками летела пена. Слабый крик о помощи захлебнулся в крови…
Опасность и страх по-разному действуют на людей. Андреич шел последним, и в этот роковой миг ничто ему не угрожало — ярость зверя всегда устремлена в одном направлении; именно это придает атаке бешеную силу и стремительность.
Страх не рассуждает и не выбирает путей. Бросив единственное оружие — геологический молоток, человек кинулся бежать. У него воскресли силы и выросли крылья. Он летел птицей, скользил ужом, кувыркался мячиком и протыкал цепкие кусты стланика, как ядро. Когда, не больше чем через полчаса, он свалился между палатками, его никто не узнал. На земле лежало нечто залепленное грязью, окровавленное, оборванное, мычащее: лишь вглядевшись в полуголого безумца с вытаращенными глазами, в нем узнали Андреича. Однако добиться от него ответа было невозможно; он только мычал, цепляясь за одежду окружающих. Ледяная вода, которой его окатили, и большой глоток спирта вернули Андреичу речь. Заикаясь и путая, он рассказал о происшедшем; но вести людей на выручку отказался.
Зачем? Васина и топографа уже нет в живых, их сожрали медведи. Кроме того, он ни за что на свете не найдет места, где на них напали.
— Убейте меня, — кричал он, раздирая на груди остатки рубашки, — не пойду! — Лишь после долгих уговоров, подкрепленных угрозами и обещаниями, он согласился. Солнце уже перевалило на вторую половину дня, когда несколько человек с ружьями и топорами спешно вышли из лагеря. Последним, подгоняемый тычками, плелся Андреич.
Едва они миновали террасу и стали подниматься по склону, как из-за гранитной скалы выскочил топограф. Немного не добежав до спасательной группы, он остановился, схватившись за голову, бледный и потерянный, словно силился что-то вспомнить. И вспомнил…
Внезапное нападение, устрашающий рев огромной медведицы, наполовину оскальпированный, окровавленный и подмятый Васин — все это произошло так быстро, что топограф не успел шевельнуться. Он замер на месте в том положении, в каком его застало страшное мгновение. Гибкое и сильное тело молодого человека, испытавшего войну и неоднократно доказавшего свою храбрость, вдруг оцепенело. Волосы поднялись дыбом, взгляд застыл на одной точке, а широко открытый для крика рот молчал. Слепой ужас мгновенно парализовал его мускулы и сознание. Он слышал хриплый крик Васина, видел, как оскаленная пасть рванула человека за горло, но не пошевелился. Каменной статуей стоял он в двух шагах от страшной схватки, не пытаясь спасти или спастись. Лишь когда все кончилось и медведица, глухо ворча, скрылась за кустами, к топографу вернулись силы, но не сознание. Отшвырнув от себя ящик с буссолью, он пронзительно закричал и, не разбирая пути, бросился в лагерь…
Падая, Васин инстинктивно прикрыл лицо локтем, и это спасло ему жизнь. Медведица ударом лапы раздробила ему левую руку и сорвала кожу с головы, не зацепив Черепа. Одновременно по привычке всех хищников она кинулась к глотке врага, но промахнулась. Перебитая рука прикрывала оголённую шею, острые, как ножи, зубы скользнули по кости и впились в грудь, перекусив ключицу и разорвав мускулы.
Васин видел налитые кровью и бешенством глаза зверя.
Он знал, что перед ним смерть, что он уже мертв, может быть, именно поэтому в нем не было ни страха, ни боли.
Отскочив на мгновение, медведица опять бросилась к горлу поверженной, но еще шевелящейся жертвы. Защищаясь, случайно, как это всегда делают люди, на которых валится тяжесть, Васин вытянул правую руку. В слепой ярости медведица наткнулась широко раскрытой пастью на эту жалкую в своей попытке защититься от неотвратимого руку. Васин почувствовал на лице смрадное дыхание зверя, а под рукой горячий его язык. Инстинктивно он схватил этот скользкий, трепещущий под пальцами Живой мускул и изо всех сил сжал кулак. В то же мгновение давление на грудь ослабело. Медведица, ворча, завертела головой. Васин еще крепче сжал кулак и еще дальше вогнал его в глотку зверю. Хрипя и кашляя, медведица стала пятиться назад и, наконец вырвав из судорожной хватки свой язык, отскочила в сторону.