По ту сторону рассвета
Шрифт:
— Купил, — шепотом ответил Берен — от смеха свело живот и говорить в голос он не мог.
— Нет! — Мельхар грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнул бочонок и вздрогнул Кальмегил. — Нет, ты меня не купил! А ну, пьем дальше.
— За что? — Берен взял из руки мельхарова слуги стакан.
— За всех наших друзей. Хху!!!
«Ой, как мне плохо…» — Берен решил, что пора. Больше неразбавленного норпейха он не выдержит…
— Налей воды, парень, — протянул он стакан Руско. — Твои повара, государь Мельхар, знают как развести горнило у человека в глотке. Ветчина
— И мне, малый, — гном подставил стакан под кувшин. — Твоя правда, пряная ветчина любит много пива…
Берен пригубил, усиленно изображая, что жадно пьет. Мельхар и в самом деле опорожнил свой стакан.
— Дорогой гость, — сказал гном, вытирая усы и отдуваясь. — Я тебя покину, иначе вот-вот лопну. Без меня не пей.
— Не дерзну, — кивнул Берен.
Мельхар выбрался из-за стола и, поддерживаемый юным гномом, направился к двери.
Хмель сразил его на пороге.
«Вода любит воду», — вспомнил Берен слова Кальмегила. Покосившись на эльфа, он увидел, как тот грустно улыбается.
Неразбавленный норпейх действительно не пьянит — слишком крепок. Можно выпить довольно много — и захмелеть не более чем от обычного эля. Но если после четвертой-пятой доли выпить воды или пива — хмелеешь так же мгновенно, как теряешь сознание от удара по черепу.
Юный гном не удержал своего государя — и тот завалился на спину, стукнувшись головой об пол.
Теперь, одержав победу в этом глупом поединке, Берен стыдился того унижения, которому подверг короля гномов — настолько, насколько вообще пьяный способен чувствовать стыд. Немного утешало то, что выпить воды все равно придется и ему — никуда не денешься.
Юный гном крикнул на помощь — и несколько слуг, прибежав, подняли Мельхара на руки. Свидетелей береновой победы было достаточно. Берен, «последний устоявший», взял со стола кувшин с водой и, опираясь о стол, поднялся.
— Нимрос, подставь плечо.
Юноша, высокий и крепкий, шагнул вперед и дал Берену о себя опереться.
— Тебе помочь? — спросил эльф.
— Не надо.
— Скажи, если я выпью воды — со мной будет то же самое?
— Ты ж сам сказал — вода любит воду…
— Но я пока не знаю, насколько любит… Что за безумие… Зачем я принял участие в этом самоистязании?
— Ты мне крепко помог. Государь Мельхар стремился от тебя не отставать.
Берен сделал два шага, стараясь не особенно виснуть на юном барде.
— Веди меня туда, куда не дошел король Мельхар. Руско, неси воду, — князь ткнул кувшин в руки своего оруженосца. — В «Наставлениях юным» сказано, что недостойно блевать на стол… Когда я, Руско, был твоих лет, мне все хотелось спросить у сочинителя: а под стол — достойно? Жаль, сочинитель помер давно… Да теперь и самому ясно, что когда подступает — о достоинстве не думаешь. Донести бы до места… А ты, Нимрос, держи меня, чтобы я сам не ухнул… куда Махал шлак сливает… Ишь устроились, дети снисхождения — водичка бежит все время… Интересно, кто у кого выучился — эльфы у них или они у эльфов?
Нимрос прислонил своего князя к стене, чтобы перевести дыхание. Потом
— Вот кто бы мне сказал, отчего норпейх развязывает мне язык, а пиво завязывает? Что бы нам поспорить о пиве… Нет, нет, на пиве я не устоял бы… Намо, хранитель правды, свидетель — эта победа далась мне не легче прочих — Нимрос, как насчет сложить о ней песню? Сам знаю, не нужно… Стоять!
Этого можно было не говорить — они пришли.
— Воды, Руско! — Берен выдернул из рук Гили кувшин, осушил его, проливая на грудь и на плечи и уронил — бронза с колокольным звоном покатилась по камням.
— Отсюда вы меня понесете, — сообщил Берен и еле успел развернуться к дыре, под которой действительно бежал ручей — его вывернуло. Раз и другой и третий.
— Глупая была затея, — простонал он. — Тридцать фунтов… Все равно глупая…
— Руско, еще воды, — сказал Нимрос, удерживая его за шиворот от позорнейшего падения. Впрочем, Берен уже не чувствовал стыда — вода сделала свое дело, огненный эль помрачал его разум с быстротой неимоверной.
Его желудок еще дважды завязался узлом, выжимая остатки гномьей трапезы, нерастворившийся огненный эль и горькую желчь — а потом он почувствовал как в губы ткнулась солоноватая бронза: Руско принес еще воды. Несколько глотков — и Берен потерял сознание.
Очнулся он на постели, раздетый и вроде бы даже умытый. Гили дремал рядом, в кресле, поджав одну ногу и склонившись лбом на колено. На столике перед ним стоял кувшин, немного еды, под кроватью — хе! — таз.
Берен сел, подавив стон. Голова болела, брюхо, естественно, тоже. Пьяным он себя не чувствовал, но знал: глоток-другой воды — и он опять окосеет.
Он поднялся с постели, держась за столбик алькова. Руско моментально проснулся. В его улыбке Берен прочел без всякого осанвэ: «Есть глупости, которые никто за тебя не сделает».
— Попробуй скажи что-нибудь, — проворчал он, показывая кулак. — Вот только попробуй…
Сколько молотов зазвенело о наковальни после договора и памятной пирушки, сколько гномьих кузниц выполняло заказ — Берен не знал, но на третий день после попойки ему принесли образец самострела.
— Тетиву сам натянешь, князь? — спросил Мельхар. — Или подмогнуть?
— Не надо, — Берен вставил ногу в стремя, поддел тетиву крюком и, разгибаясь, оттянул ее назад, до стопора. Вложил стрелу. Прицелился в пустой бочонок, указанный государем как мишень. Спустил тетиву.
Стрела не вышибла чоп, как он хотел, а прошила обе стенки насквозь.
— Руки дрожат? — мрачно спросил король гномов. — Вот, выпей.
— Это что? — спросил Берен, глядя на дымящуюся струйку густо-черной жидкости, наливаемую слугой из кувшинчика.
— Это кава, — с гордостью сказал гном. — Ее собирают те самые люди с черными лицами, в которых ты не поверил. Зерна ее приходят сюда через седьмые руки, и стоят мне золота по своему весу. Ты — первый из людей, который попробует этого напитка. Не рассказывай потом, что Мельхар скуп.