По ту сторону рассвета
Шрифт:
Но если так — зачем поджигать замок? Зачем обрекать множество людей страшной смерти? Чтобы замести следы? Но зачем их заметать — подумают ведь все равно на Болдога! Тем более, убийца рассчитывал, что смерть примут за естественную: Берен упился и опрокинул свечу.
Представлять смерть Берена как естественную мог только тот, кому не хотелось, чтобы подумали на Болдога.
То есть, сам Болдог.
Или… сам Берен? Его договор с Гортхауэром не касался тех случаев, когда смерть была естественной или от несчастного случая. Берен мог обставить свое самоубийство как несчастный случай? Нет, вздор! — Илльо тряхнул головой. Ты слишком устал. Ни один человек не в силах раздробить себе гортань. Тем паче, Берену это было ни к чему — он мог просто напиться вусмерть и опрокинуть свечу перед тем, как провалиться во тьму забвения.
Впереди показался лагерь — наскоро насыпанный вал с частоколом, козлы из заостренных кольев вместо ворот. Илльо показал стражникам ярлык — впрочем, его знали в лицо — въехал с Даэйрэт в лагерь, спешился и велел принести чего-нибудь поесть себе и девочке.
Хлебая гороховое варево на копченых ребрах, он знал, что уже близок тот миг, когда события сами собой выстроятся в цепочку.
Поздно вечером вспыхивает пожар… Гибнут Берен и Солль, и еще несколько людей и орков… Наутро пожар все еще не удается погасить… А между тем надо выступать и собираются войска… Один отряд так и не появляется… Исчезает Эрвег… И оказывается, что Берен был убит…
Клац! Две мысли сошлись как кремень и кресало.
Исчезает Эрвег… Берен был убит…
А если напротив — исчезает Берен, а убит Эрвег?
Илльо поперхнулся элем.
— Даэйрэт, — спросил он. — Ты видела тело?
— Илльо, я же ем, — жалобно сказала девочка, с трудом проглотив то, что было у нее во рту.
— Это очень важно, — сказал Илльо.
Даэйрэт вздохнула.
— Как вы узнали его? Лицо не очень… пострадало?
— Лица не было. По его золотой цепи — она… — Даэйрэт вдруг зажала рот рукой и опрометью кинулась к ближайшим кустам.
Вернулась через несколько минут, прополоскала элем рот, сплюнула в сторону и закончила с того места, где начала:
— Она прикипела к его плоти. И пряжки, и зарукавья — все было его. Ты доволен? Добился чего хотел?
— Извини, — тихо сказал Илльо. — Значит, вы узнали его по тому, что осталось от одежды и украшений… Это не Болдог. Это Берен, Даэйрэт…
— Берен? Убил сам себя?
— Нет! Нет… Убит был Эрвег, понимаешь? Беоринг сбежал. Убил его, подбросил тело — и сбежал в его одежде и на его коне…
— Какая мразь… — у Даэйрэт раскрылись глаза, потом в них задрожали слезы.
— Не время плакать. Скажи, ты выдержишь еще одну дорогу до Каргонда?
Даэйрэт слегка поморщилась и сделала рукой движение — потереть задок, набитый во время бешеной скачки, но удержалась.
— Для тебя все что угодно, — сказала она.
— Эннор! — крикнул Илльо. — Свежего коня для Даэйрэт!
— Слушаюсь!
— Коморник! Тальир!
Тальир отыскался не сразу.
— Что-нибудь для письма. Пергамент, бумагу, что угодно! — Илльо отцепил от пояса походную чернильницу, пересыпал немного порошка в крышку и набрал в нее воды, помешивая тонкой кистью.
Тальир принес пергамент, уже использованный с одной стороны. Илльо не придирался.
«Этиль, т'айрэ. Я подозреваю в убитом не Берена, а Эрвега, Берена же подозреваю в убийстве. Если Болдог уже вернулся — немедля отошли его искать не Эрвега, а Беоринга. Есть малая возможность того, что Беоринг все-таки мертв, а Эрвег жив и скрылся либо стал жертвой разбойного нападения — но эта возможность ничтожна.
Если ты еще не погребла тело — похорони его как рыцаря Аст-Ахэ».
Он запечатал письмо, вручил его Даэйрэт и подержал ей стремя. Эннор передал всаднице поводья коня.
— Не останавливайся, — сказал он. — И торопись… Если ты и вправду меня любишь.
— О, Илльо… — Даэйрэт сморгнула слезинку, дважды беспомощно раскрыла ротик, но так и не нашла что сказать — повернула коня и понеслась вскачь к открытым воротам. Ей пришлось перепрыгнуть через телегу казавшегося бесконечным обоза и наградить парой ударов плети неповоротливых погонщиков.
Илльо оглядел суматошный лагерь. Корна-таэри Рысей и Медведей соединялись с Волками и Зубрами, стоявшими доселе у Бар-Эн-Эмин. Обоз вползал в ворота со скоростью улитки, слышалось мычанье волов — Мэрдиган привез осадные орудия, чудовища из бревен, каждое из которых, будучи разобранным, требовало для перевозки четырех воловьих упряжек или стольких же сдвоенных лошадиных. У самых ворот стояли лагерем рыцари Аст-Ахэ — как обычно, их палатки были выстроены в ровную линию; горские стрелки расположились беспорядочными кучами, сбиваясь кружками вокруг костров, где варили пищу, а за оградой нашли пристанище орки. Это было уже немалое войско, и Гортхауэр без него не сумеет обойтись.
Неужели все — псу под хвост? Куда подался Беоринг? К Бар-эн-Эмин, ответил он сам себе. Там все еще стоят многие отряды с высокой долей дортонионских солдат. Он будет именно там искать себе поддержки.
— Айо! — крикнул он.
— Я здесь! — раздался голос откуда-то от ворот.
Какой я дурак, бормотал Илльо себе под нос, едва ли не бегом спеша на отклик. Какой же я беспросветный осел, как дешево Берен купил меня! Как легко я поверил в его пьяное ничтожество…
Впереди промелькнул плащ одного из корнанов.
— Стой! — крикнул Илльо, вспоминая имя. — Стой, корнан, как тебя там!
Тот остановился.
— Бервин, сударь, Зубры…
— Найди всех, кого сможешь — корна-таэри, айкъет'таэри, всех командиров — пусть идут сюда. Бегом!
Человек кивнул и умчался. Илльо вошел в большой шатер — и встретился взглядом с Мэрдиганом.
— Корна-таэро Мэрдиган… — Илльо обнажил меч. — Ты временно задержан. Оружие на стол.