По ту сторону рассвета
Шрифт:
Конюший убрался, а Берен метнулся к крюкам со сбруей. Там у него был тайник, приготовленный для побега. Среди засмальцованных пустых дорожных вьюков валялся один — не совсем пустой… Берен нащупал добычу не сразу, и на какое-то время губы его онемели при мысли о том, что кто-то нашел и стащил припасы. Если это один из конюшенных рабов, он наверняка сожрет еду, а старинный доспех попытается выменять… и будет за этим занятием пойман, и наверняка расскажет, где он взял то, что взял…
Тут пальцы Берена наткнулись на искомый вьюк и, выдернув его из кучи барахла, он вздохнул с облегчением. Приторочив сумку к седлу, вывел Астэ из денника; конюший уже вел к выходу подседланного Кирьо, смирного и выносливого длинношеего мерина. Берен принял чомбур из его рук, взлетел в седло и стукнул Астэ пяткой, направляя к воротам.
— Открывай! — он сунул привратнику ярлык под самый нос. Грохнул засов, заскрипели створки. Берену стоило некоторого усилия воли выехать со двора шагом и не понестись вскачь, а поехать бережливой ровной рысцой.
Сердце его билось теперь реже, но сильней и ровней. Он наконец заметил то, на что не обращал внимания в последние дни: в Дортонион пришла весна.
Нет, он, конечно, замечал, что дни стали теплей, а дороги раскисли, что в долинах снег сошел, а в горах все чаще обрушивались лавины — но не этим были заняты его голова и сердце. Лишь сейчас он позволил себе ощутить запах травы. Лишь сейчас он смотрел вокруг не прикидывая, какая дорога короче и пройдут ли по ней кони — а просто смотрел вокруг…
Бархатное небо к закату светлело и над горами Криссаэгрим было раскалено докрасна. Орлиные пики бросали тень, накрывавшую весь Моркильский лес и достигавшую тракта. В долинах пошла в рост трава, а в горах то и дело вытаивали и обрушивались с грохотом камни, и снег был прорезан жилками ручьев. Сосны выбросили на кончиках ветвей пучки юных, мягких игл — Берен сорвал один из них, растер в ладони и вдохнул всей грудью хвойный запах. Стланик, облепивший каменистые кручи, зеленел упругими, твердыми клювиками новых листьев.
Берен держал путь на восток, к замку Эйтелингов.
Замок этот отделяли от Каргонда три часа пешего пути, а Берен хотел успеть до темноты — и едва Каргонд скрылся из глаз за поворотом, пустил коней вскачь. Небо над Криссаэгрим еще было горячим и светлым — а зенит уже усыпало звездами, и во всех долинах лежала густая тьма — когда Берен постучал в ворота замка — верней, того, что от него осталось.
Замок Эйтелингов в свое время горел, и северяне не сделали ничего для его восстановления, ибо не видели в том никакой оборонной ценности. Замок представлял собой все ту же горскую башню, ныне пустую внутри как гнилой зуб. Худо-бедно восстановили перекрытия второго и третьего поверха, чтобы было где жить и куда складывать сено, в прочем же жилище Эйтелигов было бедней и холодней, чем хижины их бондов.
В щелях ворот мелькнул огонек светильника, и дребезжащий опасливый голос:
— Кто там?
— Именем Айанто Мелькора, — сказал Берен на всякий случай, — Откройте.
Стукнул засов, ворота приоткрылись, и на Берена уставилось старушечье лицо, в морщинах которого тени залегли, казалось, уже навсегда.
— Ярлык покажь, — попросила Раэнет. Берен спешился, откинул башлык и снял шапку.
— Вот мой ярлык, матушка, — сказал он, поднося ее руку со светильником к своему лицу.
Она открыла рот в радостном вскрике, но сумела промолчать.
— Черные есть? — спросил он, входя и вводя лошадей.
— Нету, — мотнула головой Раэнет и задвинула засов.
— А Руско здесь?
— Здесь, здесь. Извелся весь: не ест и не спит.
— Непорядок, — Берен почти на ощупь нашел вход в стойло и ввел коней туда.
— Лорд? — спросил откуда-то из темноты Руско. Голос его слегка дрогнул: похоже, мальчишка боялся поверить сам себе.
— Я, я.
— Так что же, ярн, дождались? — спросила Раэнет. — Сегодня?
— Завтра, если уж совсем точно, — Берен прошел в общую комнату, зацепился коленом за лавку, ругнулся и сел. Руско вырос перед ним из темноты, кутаясь в одеяло и часто, радостно дыша.
— Тебя ищут?
— Сейчас узнаем.
— Разбужу старого, — Раэнет двинулась было за печь, но Берен жестом вернул ее.
— Сыщи мне лучше Рандира, матушка, и Бойна — он назвал имя бонда, который был с ними в деле. — А ты, Руско, поднимись наверх, и глянь в сторону Каргонда — что там?
Маленький, да еще и сгоревший, замок Эйтелингов не был виден из Каргонда: его скрывали леса; зато Каргонд, поднимавшийся на скале над лесом, с равнины и со склонов ближних гор просматривался отлично. Гили поднялся на второй поверх и оттуда — на крытые дерном хлипкие бревна перекрытия. По венцам сгоревших балок дошагал до окна и высунулся, высматривая замок.
Обычно по ночам, когда гасили огни, долго приходилось всматриваться, прежде чем удавалось различить слепое пятно Каргонда на покрытом звездами небе. Но сейчас две башни замка были освещены так, словно там шла гулянка-дым коромыслом.
Да нет же, понял Гили с опозданием. Горит замок. Каргонд горит!
С этой вестью Гили спустился вниз, и Берен, выслушав его, кивнул:
— Значит, меня не ищут, и долго еще им будет не до того.
Снова стукнул засов — и в башню вошли Рандир и Бойн. Оба, увидев Берена, молча преклонили перед ним колено.
— Встаньте, — сказал ярн. — Рандир, подойди ко мне.
Он поднялся навстречу своему вассалу.
— Между нами кровь твоего отца, а мне сейчас нечем уплатить тебе виру. Но если мы победим — примешь ли ты в дар владения Фрекарта?
— Князь, — ответил Рандир с легким поклоном. — Я не торгую кровью родичей. Тех, кто мне должен за кровь, я доселе убивал. Но мой отец погиб ради Государя Финрода, и ради Государя я тебя простил. Да ты и сам наверняка догадался — ведь я помогал тебе всю эту зиму.
Они обнялись. Потом Берен сказал:
— Час настал. Ты, Рандир, как начнет светать, двинешься на север — к Лэймару. Пусть зажигает огни на вершинах, и пусть все, кто хочет стряхнуть с себя это дерьмо, двигаются к Тарн Аэлуин. Бойн, ты зажжешь огонь здесь, на вершине Тунн Бесс, а потом поведешь туда же, к Тарн Аэлуин, тех, кто готов драться. Я жду всех там, где Фреридуин впадает в озеро, в теснине, у переправы.