По ту сторону реки. Ярилина рукопись
Шрифт:
За дверью же в комнате, больше напоминающий по размеру холл Белой Усадьбы, стоял прекрасный белый рояль, а за ним сидел Сева.
За окном стояло ясное утро Новолуния, и Сева вновь проводил этот свободный от встреч с наставниками день в особняке Муромцев, чувствуя себя тут как дома. Удивительно, но вся эта знатная семья относилась со снисходительностью к Севиному присутствию. И хотя дома у него тоже был инструмент, но тот никак не мог сравниться с роялем Муромцев.
– Опять играешь? – спросил сонный Митя, появляясь в дверях, босой, с прической, похожей на голову одуванчика. – Ну и холод здесь! –
Сева хмыкнул и продолжил, но через минуту ему снова пришлось опустить руки, потому что Митя возмущенно воскликнул:
– Да ну, тоска какая-то! Давай что-нибудь другое.
– Кстати, а где Анисья? Я еще ни разу не встретил ее за утро.
– Овражкин, она же вчера весь вечер говорила о том, что пойдет в гости к своей подружке. Как ты умудрился ее не услышать?
Сева улыбнулся клавишам рояля и не ответил. Митя зажмурился, пытаясь сконцентрироваться на повышении температуры своего тела, чтобы не замерзнуть окончательно. Добившись того, что мурашки наконец исчезли с его кожи, а щеки немного порозовели, он поднял газету, валявшуюся на полу, и принялся читать, качая босой ногой в такт музыке. Двое молодых людей казались маленькими и незаметными в интерьере этой комнаты. Более того, они выглядели здесь совершенно неуместно – слишком современно для зала, в котором, казалось, время остановилось пару веков назад.
– Плохие новости.
– Ну? – Сева закрыл рояль и повернулся к другу.
– В Москве убили охотника на Темных. Причем это случилось не во время того, как он выслеживал Темных. Выглядит так, будто он сам стал жертвой охоты Старообрядцев. О! И не одного! Второго Охотника убили там же, и… это Святогор! Член Совета старейшин и глава Дружины! Ну ничего себе!
– Что это за газета?
– «Экспресс-Летопись».
– Тогда, это, скорее всего, правда.
– Это уже не первый случай, – мрачно заметил Митя. – Что-то в последнее время много Светлых стало гибнуть.
– Я думаю, что о многих подобных трагедиях не пишут в газетах, – отозвался Сева. – Не удивлюсь, если выяснится, что за последнюю неделю прикончили десяток Охотников.
– Ты думаешь, Ирвингу надо это скрывать?
– Ну, я бы на его месте скрывал, чтобы не тревожить простых граждан, но у меня есть предчувствие, что и Ирвинг о многом не осведомлен. Он Великий Маг, но никакой политик.
– Да, – Митя с улыбкой кивнул. – Он похож на доверчивого и наивного садовника, который даже представить не может, что за пределами его чудесного сада мир не такой уж и прекрасный. Хотя он ведь тоже не дурак, чтобы показывать всем свое истинное лицо.
– Он Огненный, – сказал Сева. – А у Огненных только одно лицо. Они слишком искренние.
– Ну да, тоже верно. – Митя кинул газету обратно на пол. – Арсений предлагал сходить прогуляться, кстати. Ты не хочешь? Не сейчас, конечно, вечером.
– Он будет один?
– Нет, наверное, с девушкой своей? А что?
– Да просто спросил.
– У него хорошая девчонка. Мне понравилась. Только на празднике Покрова она себя как-то странно повела, когда он ей свечу подарил, даже не заговорила с ним. Но теперь вроде бы у них все нормально.
– Хм.
– Не согласен? Тебе, как всегда, она кажется глупой?
– Послушай. –
И теперь он все-таки решил поделиться своей тайной. Это была одна из тех ситуаций, когда просто необходимо было высказаться, хотя бы для того, чтобы кто-то мог вслух попытаться оправдать его, так как сам он этого сделать не мог. Потому что, сколько он себя ни убеждал, что от него тогда ничего не зависело, все равно чувствовал себя ужасно виноватым перед Арсением. Митя выслушал все со снисходительной улыбкой, за которой обычно прятал свои эмоции. И теперь, когда темноволосый Воздушный Маг закончил свою недлинную историю, тяжело вздохнул.
– Ты ужасен.
– Я знаю! Но ты мог бы сказать что-нибудь получше?
– Ладно, если уж быть честным, тут правда твоей вины нет. Но, согласись, ситуация не из приятных. Теперь мне будет трудно не засмеяться в присутствии девушки Арсения!
Когда Митя произнес последнюю фразу, Сева почувствовал, как с его плеч упал невыносимо тяжелый груз: друг его обладал удивительным даром переводить любую, даже самую мерзкую ситуацию в шутку.
– Слушай, а может, тебе попытаться с кем-нибудь повстречаться нормально?
– Кто бы говорил!
– А что! Мне нельзя в открытую демонстрировать свои отношения, поэтому все приходится делать тайно, но ты-то – совсем другой случай!
– Глупости. Не понимаю, почему тебе надо скрывать? Ты же еще не женат, а значит, свободен вести себя так, как пожелаешь. Если бы я знал, что через пару лет мне придется жениться на ком-то не по своей воле, я бы за это время перевстречался со всем Заречьем!
– Тебя, часом, не собираются насильно женить? – с иронией заметил Митя. – А то уж больно твое поведение смахивает на то, которое ты только что описал.
– Да ну тебя! Я же серьезно!
– Не лезь в мою жизнь со своими странными правилами, Овражкин, – засмеялся Митя и свесил лохматую кудрявую голову с дивана. – Ты вечно пытаешься меня учить.
– Муромец, это у кого еще странные правила! Неужели ты не понимаешь, что насильно соединять жизни людей, которые терпеть друг друга не могут, это просто глупо?
– А с чего ты взял, что я не хочу жениться? Может быть, я даже этому рад, – сказал Митя, подняв голову и улыбнувшись Севе.
Но Севу невозможно было обмануть этим деланым веселым выражением лица. Являясь Воздушным Колдуном, да и просто проницательным человеком, он тут же почувствовал, сколько горечи и угнетающей безысходности прозвучало в словах его друга, растянувшегося на неуютном и неудобном диване, обитом дорогим бархатом.
Внезапно оба молодых человека вздрогнули, потому что большие настенные часы громко забили.
– Пора завтракать, – протянул Митя, вставая с дивана на ледяной пол.
– Ты бы приоделся, а то твои родители со стульев попадают, если ты заявишься в столовую в таком виде, – ответил Сева.
Они покинули комнату и направились по коридору в противоположное крыло здания. Сева на секунду задержался возле картины с воинами. Что-то привлекло его внимание. Брошенный мельком взгляд будто зацепился за что-то, но Сева не мог понять, за что именно.