По ту сторону решетки
Шрифт:
«Фиска для меня давно в прошлом» — успокаивал Дэн, когда я рассказывала ему об этих не самых приятных встречах, и я верила в то, что это действительно так. Однако, в моменты самобичевания и плохого настроения у меня в голове сам собой возникал её стройный, разодетый в пух и прах образ и моя самооценка в сравнении с ним неизменно терпела полный крах.
— И правда, тесен, — нервно отозвалась я.
Внутри и так было неспокойно после всего, что произошло вчера и сегодня, еще и этот поцелуй, которого так и не случилось, стал ударом по моей уверенности в себе. От мрачных раздумий меня отвлек открывшийся лифт
— Ты в какую сторону? До центра не докинешь?
— Садись, — приглашающе махнула рукой я и коснулась хромированной дверной ручки машины, дожидаясь писка сигнализации и щелчка замков.
На парковке стояла духота. Оказавшись в салоне и нажав кнопку старта, я сразу же включила кондиционер на максимум.
— А чего Лазарев машину поменял? — спросила Зеленая, пристегнувшись и начала обмахиваться синей папкой с документами, кивая на Харриер, так и припаркованный на месте Лазаревского Лэнда.
Лазарев поменял машину? А почему? Нехотя признавая собственную неосведомленность, пожала плечами. А Кристи тут же подтвердила, что знает гораздо больше меня:
— Я его на ней возле суда видела, с этой новой фифой-помощницей. Вы из-за нее и расстались с Деспотом, да?
Ёшкин кодекс, Зеленая, всё-то тебе нужно знать. Еще не успев выехать с парковки, я успела трижды пожалеть о том, что взяла ее в попутчицы.
— Ты-то откуда знаешь?
— Так в телеграмм-канале вчера прочитала, что вы свадьбу отменили. Там такое красивое фото ваше было, а в середине полоса, как будто оно разорвано, — объяснила Крис, а я, не удержавшись, закатила глаза, рискуя врезаться в шлагбаум на выезде. Фыркнула:
— Не знала, что стала героиней светской хроники.
— Ты и не становилась, — усмехнулась она. — А вот Лазарев не переставал быть персоной, жутко интересующей общественность.
Меня гораздо больше волновало, как об отмене свадьбы могли узнать посторонние. Ладно мама и Аллочка, которым Дэн об этом любезно сообщил. Но телеграм-канал с городскими новостями? Налицо ситуация «нас было двое и нас кто-то сдал». Лазарев имел в СМИ достаточно связей, чтобы об этом рассказать. Вот только, спрашивается, какого рожна? Это так он «смягчил» причиненную мне боль? Чтобы о том, что он меня бросил, каждая собака в городе знала?
Сжала руль так, что костяшки пальцев побелели.
— Злишься, Ясень? — полюбопытствовала Зеленая и тон у нее был самый, что ни на есть довольный.
— Нет, — легко соврала я и перевела тему на более комфортную: — Скажи лучше, что стало с S&L?
— Ничего хорошего, — скривилась она. — Сначала бюро стало коллегией, потом и ее расформировали. Ты была права, все держалось на Лазареве. Сушков и как адвокат, и как начальник, и как мужик — такой себе.
— Жаль. Там прошло столько веселых и беззаботных лет. Одна Дуракиада чего стоила, — искренне расстроилась я.
Зеленая вздохнула, разделяя мои чувства.
— Это точно. Утеряны вековые традиции.
Мы еще немного поболтали обо всём и ни о чем, а высадив Крис на остановке в центре, я поняла, что всё еще злюсь на Лазарева так сильно, что от напряжения начинает болеть затылок.
Как же резко у него всё поменялось. Новая машина, новая помощница, новые секреты, отмена свадьбы. Как все могло измениться так внезапно? Или это я и правда слишком увлеклась работой и не заметила,
Погруженная в раздумья, приехала на пустую улицу недостроенного коттеджного поселка и остановилась у дома, который мог бы стать местом, где нас с Дэном ожидало долгое и счастливое будущее. А оказалось, что счастливым было лишь наше недолгое прошлое, а будущее теперь казалось пугающе неопределенным.
Низкий бампер машины увяз в густой траве, доходящей до самого капота, красиво контрастируя ярко-красным пятном на ярко-зеленом фоне.
У дома, равнодушно глядящего на меня пустыми глазницами незастекленных окон, асфальтированная дорога обрывалась, переходя в заросли белого и розового клевера. Вокруг царило умиротворение и блаженная тишина, нарушаемая лишь громким равномерным стрекотом кузнечиков. Ремонт мы приостановили еще месяц назад и, теперь можно было услышать, как в паре километров отсюда шумит морской прибой.
Сладко пахнущий влажный воздух казался густым от жары, и я скинула жакет, оставшись в легкой тоненькой блузке, которая моментально прилипла к мигом вспотевшему после прохладного салона телу.
Казалось бы, в такой, располагающей к внутренней гармонии, атмосфере мне стоило бы успокоиться, но вместо этого коварное воображение лишь усугубило ситуацию, начав рисовать в голове картинки того, что я потеряла. Мы потеряли.
Будто наяву видела перед собой, каким красивым и полным уюта мог бы стать этот дом. По утрам мы с Дэном просыпались бы вместе, чувствуя, как полный свежести и прохлады воздух колышет занавески на окнах, как по вечерам пили бы чай на открытой террасе, наблюдая за тем, как закатное солнце медленно тонет в воде залива. Как любили бы друг друга и растили детей. Мы ведь мечтали о том, что когда-нибудь они у нас будут. Пока Лазарев, своими тайными планами все не испортил.
Коротко выдохнула от злости. Вчерашней печали во мне и след простыл, гнев вытеснил ее всю.
И я застыла напротив увитого строительными лесами дома, сжав кулаки и тяжело дыша. Ярость поднималась откуда-то изнутри, словно волна цунами, сметающая всё на своем пути, застилая глаза.
Сама не помнила, как достала из багажника бейсбольную биту, которую Лазарев в шутку подарил мне на восьмое марта вместе с огромным букетом разноцветных тюльпанов. По розовому стволу от верха до самой рукоятки тянулась витиеватая надпись: «Знай свои права». Я тогда так и не донесла ее до дома, катая в багажнике Лексуса без надобности. Зато теперь, видимо, настал ее звездный час.
Закинув биту на плечо, я, не думая о том, что щебень и трава испортят дорогие туфли, зашагала к дому, слыша, как сердце глухо бьется в грудной клетке.
Первый удар с яростным криком, рвущимся из груди, пришелся на металлическую конструкцию строительных лесов, с оглушительным грохотом рухнувшую в тишине, заставив отскочить к стене, чтобы увернуться от повалившихся сверху пыльных досок. Следующими получили и они, сыпя в стороны щепки, потом — деревянные поддоны, зачем-то сложенные у крыльца высокой стопкой. Досталось и острому углу дома, оставившему на дереве моей биты огромную некрасивую вмятину, и пустому дверному проему, и картонным коробкам от стройматериалов, от ударов по которым в воздух взлетали серые цементные облака.