По ту сторону Солнца. Часть первая
Шрифт:
Перед взором внезапно нарисовалось голова птицы, ее три, как оказалось фасеточных глаза, уставились на Дашу каждым отдельным омматидием, заслонив и сам небосвод, и летящие оттуда капли начинающегося ливня, идущего поколь разрозненными округлыми частицами. А десятком секунд спустя уже над головой птицы мелькнуло лицо Самира, и то ли резкий взмах кожистых крыльев, то ли все-таки сложенных вместе рук, поглотили понимание происходящего. Выплеснув в просмотр только мелкие голубо-зеленые капли, начавшие скорый хоровод меж собой, увлекая вслед и сам диэнцефалон юного авгура.
Дарья очнулась
Впрочем, стоило Даше раскатисто выдохнуть через рот, как из обеих ноздрей показалась пузырящаяся голубо-зеленая кровь, плеснувшая на глаза. Внутри груди, что-то тягостно забурлило, и острой судорогой ответили мышцы в ногах, руках, спине жаждущие прямо-таки порваться на части. И тотчас прорезался, пришедший волной, слух, уловивший опадающие на воду и поверхность причала, плюхающие капли дождя. И Дарья поняла, что дотоль происходящее с ней не было выдумкой ее диэнцефалона, как и сам Велесван, и затянутое плотными массами облаков его красно-фиолетовое небо.
— Авгур, — послышался высокий альт, наполненный осиплостью и принадлежащий Самиру.
Его лицо также разком выплыло перед глазами ссасуа, а ярко зеленые радужки воззрились, кажется, в сам болезненно стонущий диэнцефалон.
— Вы, что сюда пришли один? — вопросил он немного спустя, словно оглядывая сам пирс, и надавил пальцами правой руки на овальное углубление в нижней части шеи Даши.
Кровь стоило харару закупорить дыру в выемке, немедля откатила изо рта и ноздрей, давая возможность не только дышать, но и говорить.
— Одна. Фантасмагория, — все же с трудом по перундьаговски проронила Дарья и мелко-мелко задрожала, словно при высокой температуре.
— Что же вы наделали авгур, — взволнованно отозвался Самир, и торопливо вскочив на ноги, обернулся, слышимо для ссасуа сказав по-велесвановски, — Цви, срочно беги в чертоги негуснегести.
Коли бы Дашу не бил озноб и мышцы во всем теле не крутила судорога, она, быть может, и смогла разобрать остальную речь Самира, а так только услышала зазвучавшие, будто одной струной, гусли. Харар меж тем уже вернулся вновь к лежащей и вздрагивающей на поверхности пирса Даше, и приложил к ее шее широкую губку, вероятно, допрежь принятую от халупника. Одновременно, тем нажимом закупоривая кровь, и давая возможность говорить.
— Вы зачем, авгур ушли из чертогов без разрешения? — спросил Самир. Впрочем, так и не дождавшись ответа, и явственно волнуясь, дополнил, — если бы рабы не доложили мне о перемещение авгура по слободе, вы бы днесь погибли. Або бойлос никогда не оставляет в живых своих жертв, высасывая с них юшку до критического значения. А ноне терпите, уверен, ассаруа вже в дороге. Вряд ли ваш уход из чертог остался не замеченным.
— Хотите сказать, — чуть слышно протянула Дарья, ощущая как внутри в обеих гортанях заклокотала кровь, — о моем уходе ассаруа, непременно, настучат.
Кровь теперь плеснула изо рта, заливая не только подбородок, но и перемешиваясь с той, коя плескала из ноздрей. Сердца в груди неожиданно ответили столь мощным перестуком, что закупорили не только слух, но и видимость лица Самира, и неба, а когда оно стало вновь различимым в своем кровавом (в понимании солнечников) цвете, крупная капля воды упала на лоб Даши, слегка охладив на нем кожу.
— Что случилось Самир? — это прозвучал бархатисто-нежный голос Аруна Гиридхари, а следом и лицо его выступило поперед ее взгляда. Так, что тревога, которая в нем правила, как всегда выплеснулась на впалые щеки негуснегести синеватыми пятнами.
Харар, что-то вельми быстро ответил по-велесвановски, и, пригнув голову, слегка подался назад, высвобождая место подле ссасуа Аруну Гиридхари.
— Благодарю, Самир, — негуснегести, тем не менее, откликнулся по-перундьаговски. Очевидно, чтобы юный авгур не напрягал диэнцефалон стараясь разобрать им сказанное, и немедля нарисовалась по левую сторону вся его фигура, занявшая позу лотоса.
Подушечки двух больших пальцев Аруна Гиридхари мягко прошлись по краям ноздрей, щекам и приоткрытому рту Дарьи не только оглаживая, снимая боль, оценивая их состояние, но и смахивая оттуда кровавые потоки, сейчас приобретшие вязкость, свойственную воде на Велесван. Они также неспешно спустились на грудь, теперь восстанавливая биение сердец. Один из больших пальцев правой руки негуснегести сдержав движение на губки, прижатой к выемке на шее, слегка надавил на ее пористую поверхность, а левая ладонь мягко нажала на грудь Дарьи.
— Идите, Самир к домову, вмале пойдет дождь. Оставите дозорными только рабов, сами же отдыхайте, — досказал Арун Гиридхари, разворачивая голову в сторону все еще находящегося в нескольких шагах от них стоящего харара.
— А как же вы, ассаруа и авгур? — беспокойно переспросил Самир, и голос его к удивлению ссасуа долетел издалека.
— Днесь я избавлю голубчика от боли, а посем отнесу в чертоги. Уверен, мы успеем до дождя, — все с той же теплотой в общение с велесвановцами, произнес негуснегести, и тотчас вернул голову в исходное направление, с нежностью оглядев замершего ссасуа, в оном притихла сама боль, а от досель крутивших судорог онемели стопы и кисти рук.
А капли дождя срывались с небосвода все более крупные и частые, вскоре, как это знала Дарья, зарядив хоть и коротким, но достаточно сильным, проливным потоком.
— Голубчик, — мягко обратился к юному авгуру Арун Гиридхари, и уголки его рта опустились вниз, явив все его расстройство. — Разве вам разрешалось когда-либо покидать чертоги ночью?
— Нет, — очень тихо отозвалась Даша, ощущая стыд за свой поступок, чуть было не стоявший ей жизни.
— Разве мною не было указано вам неизменно останавливать фантасмагорию? — в голосе негуснегести не имелось и капли негодования, лишь авторитарность его звучания, коя всегда подчиняла.