По ту сторону Тьмы. Между Здесь и Там...
Шрифт:
– Кормят у нас хорошо. – Изабель продолжала непринуждённо щебетать, правда, таким нарочито менторским тоном, будто перед ней сидел не здоровенный мужик свыше шести футов роста и весом, куда далеко за двести двадцать фунтов*, а, как минимум, умственно отсталый подросток лет четырнадцати. – Но, похоже, на кухне ещё не получили на ваш счёт нужных распоряжений. Вам определённо требуется двойная порция…
Ну, хотя бы с наблюдательностью у неё всё в порядке. Да, и, судя по её прочим профессиональным качествам, с остальным тоже. Сиделкой она здесь уж точно работала далеко не первую неделю. Вон как ладно справляется с ложкой и кашей, зачерпнув на пробу небольшую порцию овсянки явно со сливочным маслом, чтобы примерится ко рту Вударда и проверить, как пойдёт их
– Откройте рот, мистер Вудард. Вам должно понравиться.
Прозвучало как-то двусмысленно, но Кеннет не стал особо сопротивляться, так как ему и самому было интересно, сумеет ли он справиться со столь непосильной для него сейчас задачей. Поскольку просидеть полдня под капельницей до самого обеда его совершенно не тянуло.
Но, как ни странно, у него всё получилось. Хотя радоваться было ещё рано, но и мысль о том, что его – не только здоровенного, но и полностью здорового мужика собираются кормить, как немощного старика, пока ещё не задевала определённых в мозгу зон, которые отвечали за раздражительность и ярость. Вопрос ещё заключался в том, сумеет ли он удержать во рту ловко всунутую Изабель кашу, уже остывшую, но не то чтоб сильно холодную. Но каша удержалась. Вернее, сработал врождённый рефлекс, за который отвечал по большей части мозг, а не воля самого Вударда. Разве что жевать и глотать оказалось так же сложно, как и удерживать в голове определённые мысли, а взгляд – на одной конкретной точке. А ещё точнее, долго. Никогда ещё так долго он не прожёвывал грёбаную ложку каши, одновременно пытаясь подключить сглатывающий эффект.
– Вы просто отличный молодец, мистер Вудард. Хотите запить?
Он опять моргнул, как будто ему и самому было интересно наблюдать за данным квестом, пока ещё не имея никакого представления, куда же он его приведёт в ближайшем будущем.
Изабель временно оставила на столешницу тележки миску с кашей и подхватила оттуда длинный пластиковый стакан с крышкой, из которой торчала белая трубочка питьевой соломинки.
– Это чай с небольшим добавлением сахара. – кофе (и, в особенности, чистый и крепкий) местным пациентам тут определённо противопоказан.
Соломинка ловко скользнула меж губ Кеннета. И с этой задачей он тоже справился почти на ура, хотя в какой-то момент и хотелось закрыть глаза, чтобы всего этого не видеть и не осознавать… А ещё лучше, не записывать на чистую плёнку своей памяти, которую почему-то совершенно не хотелось расходовать на подобные воспоминания. О таких вещах не рассказывают в семейном кругу в рождественские вечера своим внукам, слушающим тебя с восхищённо открытыми ртами.
«Хотите услышать, как вашего дедушку по молодости заперли в психушку и кормили там с ложечки?»
А ты и вправду уверен, что у тебя будет такая возможность в будущем – иметь собственную семью?
Кен сглотнул, чуть переусердствовав. Очередная обильная порция влаги подступила к его глазам. Но ему удалось отключить именно этот долбанный рефлекс. Потому что он не мог себе позволить расслабиться до такой степени, чтобы из него полезли все имеющиеся с рождения и приобретённые при жизни формы слабостей. И тем более сейчас, когда ему требовались все оставшиеся силы для скорейшего восстановления себя прежнего. Поэтому и приходилось терпеть и давать себя кормить. А потом жевать, глотать, тянуть через соломинку сильно разбавленный водой чай и снова жевать, буквально ощущая, как от непомерного усердия на его висках и лбу над левым глазом вздуваются вены и проступают капельки холодного пота. Да и челюсти с желваками уже тянут от непосильного напряжения.
Но, кажется, с каждой новой ложкой становилось полегче. Вернее, силы, хотя и не быстро, но возвращались. И оно понятно, ведь чем больше ты двигаешься и тем самым разгоняешь в крови адреналин, тем быстрее он выгоняет оттуда любую закачанную в тебя дрянь.
Хочешь выжить –
И всё равно, казалось, прошла целая вечность, пока он не съел половину этого грёбаного завтрака и не допил почти весь чай из пластикового стаканчика. Вечность, которую он мечтал теперь стереть из своей памяти, как кто-то стёр все недостающие воспоминания до его последнего пробуждения.
– А теперь ваши таблетки. Мистер Вудард. Их надо принять во время еды.
Ну, разве он мог отказать этой милой женщине, которой столь благодетельный Николас Хардинг разрешил работать в своей клинике за достойную оплату? Интересно, как сильно она ненавидит то, чем ей приходится здесь заниматься? Хотя она ведь католичка, а подобные вещи должны быть у них буквально в крови.
Кен проглотил кое-как и таблетки. Несмотря на то, что сил у него к этому времени ощутимо прибавилось. Правда, на долго ли? Оставалось только надеяться на то, что эти таблетки действовали не настолько убойно, как те препараты, которыми Хардинг его обкалывал со вчерашнего вечера.
Первое утро в его клинике прошло не столь трэшево, как первая ночь. Можно себя даже с этим поздравить. Кен справился. И даже выжил. И даже не возненавидел себя за то, что ему приходилось тут делать. Возможно, когда-нибудь ему удастся всё это забыть или списать на кошмарный сон-видение. Пусть по ощущениям ему и кажется, будто его мозги где-то на треть свернули набекрень, но он точно знает, что это воздействие убойных транквилизаторов. Он не псих. И никогда им здесь не станет. Что бы Хардинг там не говорил и не пытался с ним сделать. У него ничего не получится. Ни у него, ни у его длинноволосого двойника из Остиума.
_________________________________
*1 фут – 30см, 1 фунт – 453г
3.14
Воистину психушки – это отдельный мир, в который ни один разумный человек добровольно никогда себя не затащит. Разве что только по каким-то крайне веским причинам, например, на грани жизни и смерти, если нужно от кого-то или чего спрятаться, чтобы буквально выжить. Но это равносильно тому, как прятаться в том же Остиуме, где даже куда опаснее, чем в его родном мире. Хотя он многое и не помнил о параллельном измерении, например, сколько раз там уже бывал и что успел там увидеть и пережить. Но сами связанные с ним ощущения и какие-то отельные фрагменты вдруг начали всплывать в его памяти как раз тогда, когда он меньше всего ждал. Причём, когда находился под действием неизвестных ему медикаментозных препаратов. Когда ему казалось, что он временно выпадал из реальности и ненадолго засыпал. С открытыми глазами. Вроде и смотрел на ту комнату, в которой находился почти всё утро после своего всплытия из кромешной Тьмы, но видел совсем не то, что там (или кто там) находилось.
К слову, новое лекарство как-то вытеснило первое. А может это действие первого просто начало сходить на нет, благодаря чему Кен уже мог даже более-менее шевелиться и не заливать при этом слюнями свой подбородок и распашонку.
Правда, голова не особо-то и прояснилась, хотя соображать он стал вроде как получше. Притом что зацепиться за какую-то определённую мысль всё ещё никак не удавалось.
Зато Изабель успела познакомить его со всеми давно проснувшимися и заполнявшими после недавно закончившегося завтрака большую комнату «отдыха» пациентами доктора Хардинга. Зрение Кена к тому времени успело кое-как восстановиться и даже вернуться к старым «заводским» настройкам, пусть и с незначительными изменениями. Он даже узнал, что весь этот час сидел на специальной большой коляске-каталке на крепких колёсах, хотя едва ли инвалидной, но достаточно большой и удобной, чтобы такая девушка, как Изабель могла её толкать и разворачивать вместе с Вудардом. После чего Кен убедился, что приставленная к нему сиделка на деле не такая уж и хрупкая, как казалась поначалу, неженка. Поскольку подобные клиники едва ли берут слабых санитаров в штат своего местного персонала, даже по блату.