По ту сторону тьмы
Шрифт:
— А вот это уже интереснее, — тихо пробормотал он и захлопнул тетрадь. — Агосто понравится…
Глава 13. Дом на костях
Я проспала несколько часов кряду. Когда открыла глаза, не сразу поняла — наступило утро или на город опустился вечер. Очертания комнаты размылись в сумерках. Потолок качался, будто я плыла на корабле. В висках неприятно пульсировало, а глаза пекло, словно их высушило пустынным ветром.
«Магия когда-нибудь нас добьёт», — проворчала Мира. Судя по голосу, Душа чувствовала себя не лучше. Обычно живой трепетный комочек сейчас давила камнем за грудиной и даже не пыталась пошевелиться. — «Этот Шкурник — шарлатан! Только шарлатан мог посоветовать подобное!»
Я порывисто заглотнула воздуха и, подтянув ноги, принялась разминать окаменевшие мышцы. Хотелось скулить, но горло дёргало от сухой боли, будто при тяжёлой ангине.
«Мира… Мира, ты здесь?» — закрыла глаза, я вытянулась на кровати и осторожно погладила по груди.
«Здесь, где же мне ещё быть?» — сквозь ворчание слышалась обида.
«Как ты?»
«Очень хороший вопрос. Главное, уместный… Надо бы у Наагшура затребовать тройную ставку. За вредность производства. Хоть бы шоколадку купил, скупердяй. Кстати, умная голова, ты не знаешь, сколько получают помощники ведьмоловов?»
Душа бессильно злилась. На меня, на Риваана, на весь мир. Её можно понять — сначала забрали все силы, а потом отослали домой, как использованную вещь, не дав ничего взамен, чтобы могло восполнить утрату.
Потеря магических сил, пожалуй, самая противная штука. Раньше мне не приходилось с ней сталкиваться. Однако, помнится, профессор Разини рассказывал, что в период «вальтурнии», или охоты на ведьм, лишение магических сил являлось одним из методов казни. Колдунью подвязывали к потолку, и ведьмолов, связанный с ней энергетической цепью, выкачивал силы. До тех пор, пока сердце у несчастной не переставало биться.
Однако праведный гнев Миры в адрес Риваана почему-то задели. Будто она отпустила обидную колкость в мою сторону.
«В нашем случае не отправили в застенки, — и на том спасибо», — невесело усмехнулась я.
За грудиной стало тихо. Когда Мира заговорила, в голосе звенело непонимание:
«Это что такое? Это… ты что? Оправдываешь его?!»
Я промолчала. Признаваться в зарождающихся, всё ещё смутных чувствах мне не хотелось. Ведьма влюбилась в ведьмолова? Ха! Это как заключённая, влюблённая в тюремщика — абсурдно. Так не должно быть.
Но всё же так было. Я прекрасно знала, что Мира рано или поздно всё поймёт. Тело-то одно на двоих: захочешь скрыть, — не получится. Но лучше, чтобы это произошло поздно. Сейчас не было ни сил, ни желания выслушивать её шпильки и увещевания.
«Знаешь, что мне сейчас вспомнилось?» — перевела я тему, осторожно пошевелила ногой и едва слышно зашипела от боли — не собиралась отступать. — «Помимо «тарантулов» подобной выкачкой сил пользовались ведьмоловы. Казнили неугодных ведьморожденных. Лет двести — триста назад».
«Думаешь, наш Паук — свихнувшийся ведьмолов, помешанный на личности Наагшура? То есть казнит своих жертв, как в давние времена казнили ведьморожденных», — Мира заворочалась. Помолчав, она задумчиво продолжила: — «А ведь тогда картина более или менее приобретает смысл. Не Боги весть какой, но всё же».
«Это имело бы значение, если бы всеми его жертвами становились или люди, или ведьморожденные. Какая-то одна определённая группа, а не все вместе, — от щёк отхлынула кровь, и я с трудом вдохнула прохладный ночной воздух. Ещё немного и снова провалюсь в забытье. Только на сей раз это будет не сон, а обморок. — Одного не могу понять. Эркерт не является «тарантулом». Откуда такой упадок сил?»
— Человек, находящийся в тяжёлом горе, становится похож на энергетического вампира. Он высасывает все жизненные соки из того, кто его жалеет и сочувствует. Это помогает немного облегчить боль утраты.
В комнате на мгновение стало зябко, сердце пропустило удар и забилось как сумасшедшее. Голос Наагшура звучал спокойно и доброжелательно. И тем не менее он напугал меня до икоты. О чём я не преминула сообщить.
— Это нормально.
Кровать прогнулась — Риваан сел рядом и положил руку мне на лоб. Чуть шершавая сухая ладонь казалась холодной, как кожа змеи. Но от прикосновения стало легче.
— Что «нормально»? — прохрипела я и закашлялась. Слова драли пересохшее горло. — То, что я чувствую себя высушенной рыбиной, или то, что ты напугал меня?
— Чувствовать обессиленной после разговора с Эркертом. И испытывать страх в присутствии ведьмолова. Это защитный инстинкт, заставляющий либо сбегать, либо нападать.
Значит, защитный инстинкт. Желание остаться с Ривааном всегда будет соседствовать с желанием сбежать. Когда-нибудь одно из них перевесит. Мысль о том, что придётся жить в страхе, навевала тоску.
Чудовищная несправедливость!
— Боюсь, в моём нынешнем состоянии сбежать мне явно не удастся, — смущённо хмыкнула я. — Но могу притвориться мёртвой, и ждать, пока ты пройдёшь мимо, — и тотчас замялась.
Ну какой «притвориться мёртвой», Лада! Что за чушь ты несёшь? Сделалось стыдно. Настолько, что захотелось плакать. Ни красоты, ни ума, ни таланта. Шутки, — и те плоские.
Постепенно в голове прояснилось, боль отступила, и на смену бессилию пришло чувство подъёма. Точно ничего и не было.
Я приоткрыла глаза и посмотрела на ведьмолова.
Во мраке лицо Риваана казалось высеченным из камня. Как на дагерротипах в энциклопедии «История Древнейшего Искусства». На них были запечатлены резные фигуры древних богов, которым некогда поклонялись далёкие предки. Вроде бы ничего примечательного. Однако внутренняя сила опутывала подобно паутине, удерживая на невидимых нитях, и приковывала к себе.
Наваждение. Должно быть, так завораживает пламя свечи порхающего во тьме мотылька. Чувствуя опасность, продолжать лететь навстречу собственной гибели.