По ту сторону тьмы
Шрифт:
Я пошевелилась, пытаясь сбросить с себя оцепенение.
— Не ш-ше-велис-сь, — в ушах шелестело змеиное шипение. — Прос-сто не ш-шевелис-сь…
Риваан открыл глаза. Сине-зелёное мягкое мерцание гипнотизировало. Внезапно стало так легко, будто вся тяжесть последних дней канула в бездну. В груди сжался комок в тревожном предчувствии, но страх так и не пришёл. Гулкое биение сердца становилось громче и быстрее. Подобно ударам барабанов далёких предков, что взывали к родным богам на летнем празднике урожая.
Чужая воля вела за собой. Она не подталкивала, не тянула, а просто вела.
Грудь тяжело вздымалась, будто воздух превратился в кисель. Его не хватало и хотелось вздохнуть глубже. Лёгкие, почти невесомые прикосновения пьянили сильнее самого крепкого вина и будоражили подобно древнейшим ритмам алузских барабанов.
Что-то похожее на сожаление пробилось сквозь сладостный туман, но тут же растаяло в разрастающемся наваждении. Хотелось только одного — чтобы оно не заканчивалось. Закрыв глаза, почти поддавалась навстречу рукам и губам ведьмолова.
— Лада… — донеслось откуда-то издали.
Хриплый шёпот заставил опомниться. На мгновение я растерялась, глядя в лихорадочно блестящие глаза, и подалась назад, пытаясь высвободиться из-под придавившего к постели массивного тела.
Риваан ласково провёл кончиками пальцев по обнажённым плечам.
— Всё хорошо… — успокаивающе прошептал он.
Я облизала пересохшие губы. Ну зачем? Зачем он говорит? Неужели не понимает, что есть моменты, когда слова не просто излишне, — губительны! Обняв ведьмолова за шею, я осторожно провела языком по его нижней губе. На мгновение Риваан перестал дышать, — только сердце гулко и лихорадочно билось в его груди. Опьянев от собственной смелости, я впилась дрожащими пальцами в мускулистые плечи и обвила ногами его талию.
— Чёртова ведьма, — глухо зарычал ведьмолов, заставив меня невольно усмехнуться. Как же порой мало надо, чтобы выбить почву из-под ног мужчины!
Но видеть замутнённые от страсти глаза, слышать глухие стоны, полные вожделения, сплетаться в едином ритме, желая принадлежать целиком и полностью — пожалуй, нет острее наслаждения. В любви, как и в страсти, нет ни победителей, ни побеждённых, но в то же время удовольствие любимого становится истинной наградой, подобно золотому кубку.
Мужские пальцы ощутимо впились в бёдра, от плавной тягучей нежности не осталось и следа. Движения стали резкими, почти жестокими. Пересохшие губы шептали имя Риваана. Я зажмурилась, замерев на самом краю сладостного безумия. По позвоночнику пробежала волна острого наслаждения, и я сорвалась в тёплую, тягучую бездну.
Всё закончилось. Риваан накрыл мои губы лёгким поцелуем, скатился набок и притянул меня к себе. Его пальцы медленно вычерчивали узоры вдоль моей спины, а я слушала, как тяжело и гулко бьётся его сердце в груди. Запоздало пришла мысль, что сердце у ведьмолова всё же есть. И оно бьётся.
Ночная прохлада ласкала разгорячённые тела, отчего кожа покрылась мурашками. Я нырнула под одеяло, стараясь не думать, что с первыми лучами солнца проснётся стыд, который исподволь будет снедать меня.
Но завтра будет завтра. А сегодня…
Сегодня мне было мало. Недостаточно прикосновений, недостаточно поцелуев и объятий. Мне было мало Риваана. Я подобно жаждущему в пустыне, который нашёл источник с чистейшей водой — пила и никак не могла напиться.
В темноте зашуршало ненужное одеяло.
— Ещё, — выдохнула я, устраиваясь на бёдрах ведьмолова.
Риваан хрипловато рассмеялся и подмял под себя. В разноцветных глазах вспыхнули лукавые огоньки.
— Ну это как попросишь, Лада.
— Ночь выдалась бурной, но ты злишься на себя… Дай-ка угадаю. Шуморский обряд восстановления, верно?
Мара снисходительно улыбнулась и небрежно повела плечами. Серое платье простого кроя с воротом под горло и тёмная шляпка без вуали, не скрывающей обожжённое лицо, придавало богине строгий вид наставницы женского пансиона.
Риваан раздражённо фыркнул и откинулся на спинку кресла, задумчиво крутя в длинных пальцах бокал с крепким северским.
— Ты поэтому стала богиней? Что тебя чёрта с два проведёшь?
Она изящно развела руками, и ведьмолов поймал себя на мысли, что так может делать только Мара.
— Ну, дорогой мой, подобный обряд стирает границы. Всё, что таится в глубинах подсознания, вырывается наружу. Все желания, чувства и эмоции, скрытые от нас самих. То, что является запрещённым, вдруг становится дозволенным. Похоже, ты испытываешь к Ладе не просто сочувствие и симпатию…
— Нет никакой симпатии! — резко оборвал Риваан. Стакан с тяжёлым стуком опустился на стол. — Она ведьма. Пусть умная и красивая, но всё же ведьма. Или ты забыла, что творили ведьморожденные ещё четыреста лет назад?
— А она крепко тебя зацепила, — задумчиво покачала головой Мара и, достав из ридикюля мундштук, закурила.
В любое другое время он обрадовался приходу матери. Но сейчас её присутствие действовало на нервы. Прозрачные предположения, высказанные так, словно являлись истиной, злили ещё больше, чем воспоминания.
Риваан поднялся с кресла, подошёл к окну и заложил руки за спину.
Вчера он дал маху, решив, что Ладамира сможет без серьёзных потерь привести в чувство старика Эркерта. Так и случилось. Антиквару вернулись силы. Он даже смог связно ответить на вопросы после обыска на чердаке.
А вот Лада еле пришла в себя. Она не настолько восстановилась после взрыва на вокзале, чтобы без последствий отдавать и без того скромные магические силы.
— У неё пробитое энергетическое поле, которое и не думает затягиваться… У меня не было выбора. Иначе бы она не дотянула до утра.
— Ты сейчас пытаешься обелиться передо мной или собой?
Действительно, что произошло, то произошло. Смысл искать себе оправдания. Он прекрасно знал, к чему может привести обряд. Если бы была ненависть, то ведьмолов убил бы Ладу. Но вместо этого…