По ту сторону занавеса

Биггерс Эрл Дерр

– Никогда до сих пор я не слышал этого имени, господин инспектор, – заверил Парадиз.

– А не располагаете ли вы какими-нибудь сведениями об убийстве Хилари Голта на Эль-плейс? Правда, уже прошло немало лет.

– Абсолютно никакими сведениями не располагаю об убийствах этих особ, – твердо заявил камердинер.

Однако вы вскрыли конверт, адресованный сэру Фредерику Брусу, и заменили письмо чистым листом бумаги. Полагаю, вы просто обязаны объяснить нам причину ваших действий.

– Конечно, конечно, господин инспектор, сейчас я все объясню, – заторопился камердинер, растеряв всю свою солидность. – Мистер Кирк, это очень неприятная для меня история, уверяю вас. За все два года, что я работаю у вас, я не совершил ни одного

бесчестного поступка. Прошу мне поверить. Кроме того факта, о котором сказал господин инспектор. Только что господин инспектор заявил, что это я отравил мою жену. Должен сообщить, он не был беспристрастным участником того процесса, напротив, не сомневался, что отравитель – я. Тогда он вел расследование и, хотя, возможно, не был на все сто процентов уверен в моей вине, все равно считал меня виновником смерти жены. И потом был очень разочарован, когда суд присяжных меня оправдал. Его можно понять…

– Не стоит больше говорить об этом, – резко перебил Парадиза инспектор. – Лучше ответьте на вопрос.

– Как бы там оно ни было, – продолжал Парадиз, по-прежнему обращаясь к своему хозяину, – меня признали невиновным по той простой причине, что я не был виновен. Но теперь я знаю – сам факт того, что я имел судимость, будет много значить для вас, сэр, для вас без разницы, виновен я или не виновен, но на работу вы меня не возьмете. Судимость – вещь неприятная…

– Бесспорно, – согласился Барри Кирк.

– Вот почему я и решился промолчать о ней. Мне так хорошо было у вас! Такая замечательная работа! Я был просто счастлив. И на меня очень положительно действовал сам факт, что ваши апартаменты расположены так высоко. Да, да, не улыбайтесь, мне всегда нравилось работать на верхних этажах. Вот я и встревожился, когда вы, сэр, сообщили мне о том, что к вам приезжает погостить сэр Фредерик Брус. Я не был с ним знаком, никогда не видел этого замечательно сыщика, но опасался, как бы сэр Фредерик не оказал мне чести, припомнив меня. Он мог рассказать вам о моей судимости и тогда… прощай работа. Сэр Фредерик приехал, – продолжал Парадиз, – и, увы, сразу узнал меня. Вспомнил. Мы с ним долго разговаривали вот в этой комнате. Я старался уверить великого человека, что тогда был обвинен напрасно, что я никогда не совершил ни одного преступления, не только такого страшного, что я веду честный образ жизни, а свою работу стараюсь выполнять как можно лучше. Великий человек оказался и справедливым человеком. Он сказал, что все проверит (наверняка хотел воспользоваться данными Скотленд-Ярда), а я так боялся, ведь не все из следственной группы придерживались мнения о моей невиновности. И если мне разрешено выразиться – так я просто спятил от страха, и день и ночь думал о том, что же ответят сэру Фредерику. Он наверняка телеграфировал в Скотленд-Ярд, и пришедшее письмо – явно ответ на его запрос. А теперь оно попадет в руки полиции, и я пропал. Какое кому дело, виновен я или не виновен! Запятнан – и конец мне.

– Это не мог быть ответ на запрос сэра Фредерика, – сказал Барри Кирк, – прошло слишком мало времени после его телеграммы.

– Да как я мог на это надеяться! – пылко вскричал всегда такой хладнокровный и сдержанный камердинер. – В наше время быстрого прогресса авиации, других технических средств… Вот я и решил прочесть письмо, а если бы оказалось, что оно не имеет ко мне отношения, я вложил бы его обратно в конверт…

– Письмо и не касалось вас, Парадиз, – ответил Барри Кирк.

– Да, непосредственно не касалось, но из него я узнал, что инспектор Дуфф пребывает в Нью-Йорке. А я имел честь быть предметом особого интереса господина инспектора, когда меня… короче, во время моего процесса. И я не на шутку перепугался. Прочитав письмо, здешняя полиция могла бы вызвать инспектора, что привело бы к таким результатам, свидетелями которых мы только что были. Охваченный страхом… нет, безумием, я сунул в конверт чистый лист и опять заклеил конверт. Поверьте,

я очень, очень сожалею, что поступил так. Не было ни часа, чтобы я не пожалел о своем проступке. И не из-за собственных неумелых действий, а из-за того, что позволил себе совершить недостойный честного человека поступок. Это было подло, бесчестно! А ведь до сих пор между нами все было честно…

– Надеюсь, – произнес Кирк.

– Возможно, я слишком много себе позволяю, – дрожащим голосом обратился к бывшему хозяину камердинер, – но я осмеливаюсь просить вас, сэр, позабыть о моем недостойном поступке. Позволю себе заверить, что к нему склонили меня исключительно глубокие привязанность и уважение к вам и горячее стремление остаться у вас на службе. Если бы мы могли остаться в прежних отношениях, жиж… зиж… зиждившихся на взаимном доверии и уважении…

Барри Кирк рассмеялся.

– Пока не знаю. Мне надо как следует обдумать случившееся. Уверены ли вы, Парадиз, в такой крепкой привязанности ко мне?

– Уверен ли! Да я поклясться готов, – опять пылко заверил бывший камердинер.

– А вот я не очень уверен. Вы как следует проверили свои чувства? Нет ли в них хотя бы тени обиды или злости по отношению ко мне?

– Даже намека на тень, сэр. Клянусь словом чести! Барри Кирк пожал плечами.

– Хорошо. В таком случае идите и заварите нам хороший чай. Как обычно.

– Благодарю вас, сэр, – с чувством произнес камердинер и вышел.

– Бедняга, – посочувствовала ему мисс Морроу. – Уверена, никакой он не отравитель, просто стал жертвой фатального стечения обстоятельств.

– Возможно, – не стал спорить с помощником прокурора инспектор Дуфф. – Однако тогда мне доказательства обвинения показались весьма убедительными. Правда, я был новичком в полиции и мог ошибаться. Так или иначе, я рад, что мы исключили Парадиза из числа подозреваемых в нашем деле. Это немного проясняет случившееся.

Барри возразил:

– Может, мы и исключили его из нашего дела, понятно, это несколько облегчает задачу, однако, не скрою, для меня признание Парадиза создало одну из труднейших проблем, с которыми мне когда-либо доводилось иметь дело.

– Не думаете же вы, что ваш камердинер имеет что-то общее со смертью сэра Фредерика? – спросила мисс Морроу.

– Нет, – ответил молодой человек, – я боюсь, что он может иметь что-то общее с моей смертью. И вот сейчас мне предстоит чисто личный и чрезвычайно важный вопрос. Мне бы очень не хотелось расставаться с Парадизом, но еще больше не хочется мне расстаться с жизнью. Вы только представьте себе, что я буду чувствовать, ежедневно получая стакан самого обыкновенного апельсинового сока из рук человека, который был способен отколоть номер с цианистым калием? Господин Чан, вы, будучи моим гостем, тоже являетесь заинтересованной особой. Что вы скажете?

Чарли Чан пожал плечами.

– Возможно, Парадиз не любил свою жену, – услышал Барри безмятежный ответ.

– Да мне не важно, любил ли он ее, и я не собираюсь по этому поводу держать пари. Но он хорошо справляется с работой по дому, а некоторые жены позволяют себе слишком много. Ладно, решать мне, и я, пожалуй, оставлю его еще на какое-то время. Однако – он искоса бросил взгляд на мисс Морроу, – боюсь, все это время мне придется ничего не есть в собственном доме.

Инспектор перевел разговор на другое.

– Сержант, – обратился он к Чарли Чану, – вы наверняка не сидели здесь сложа руки. Какие открытия вам удалось совершить в нашем деле?

– Очень скромные, – признался Чарли. – Я так гордился моим открытием с Парадизом, но вы имели возможность оценить его непригодность для нашего расследования. Вот мое жалкое достижение, росток, из которого никогда не выросло бы доброе зерно.

– Увы, это так, – признал инспектор Дуфф. Но я уверен – какие-то соображения у вас возникли. Возможно, тоже не бог весть какие важные, возможно, мелочи, но для нас и каждая мелочь может пригодиться. Я бы охотно послушал о ней.