По велению сердца
Шрифт:
– Возможно, — согласилась Хоуп. — Прости меня. — Что то в ее голосе его насторожило. Он ее неплохо изучил. Иначе он бы не мог манипулировать другими людьми, для этого надо было их хорошо знать, разбираться в их слабостях и уметь играть на их чувствах. Сейчас в голосе Хоуп ему почудились виноватые нотки.
– Что собираешься делать с домом?
– У тебя есть тридцать дней, — с трудом проговорила она. — Потом я выставлю его на продажу. Я хочу от него избавиться. — Ничего другого не оставалось, разве что Финн сам его купит. А ему — не на что. Все его планы вытянуть из нее побольше денег рухнули. Он слишком поспешно явил свое подлинное лицо и играл слишком жестоко. Он был настолько уверен в себе, что сам провалил свои замыслы. — Прости меня, Финн, — повторила она, а в ответ получила всего два слова.
–
Поздно вечером Роберт отвез Хоуп в аэропорт, и она снова благодарила его за все, что он для нее сделал, и за то, что дал ей приют, и за все его мудрые советы.
– Очень рад был познакомиться с вами, Хоуп, — ответил тот, излучая доброжелательность. Он оказался достойным человеком и надежным другом. Он не мог забыть, в каком виде нашел ее тогда в углу сарая, а Хоуп не могла забыть понимающего взгляда его зеленых глаз. — Надеюсь, еще увидимся. Может, как нибудь в Нью-Йорке пересечемся. Как долго вы рассчитываете пробыть в Индии?
– Пока не приду в себя. В прошлый раз мне на это потребовалось полгода. Пока не знаю, как пойдет теперь. Может, быстрее, а может, дольше. — Спроси ее сейчас — она бы вообще не стала возвращаться. И не захотела бы увидеть Ирландии. Никогда! Она боялась, теперь ее годами будут мучить кошмары.
– Думаю, у вас все будет в порядке. — Роберт видел, что и за два прошедших дня Хоуп заметно успокоилась. И вместо уничтоженной женщины, какую он видел два дня назад, перед ним оживала прежняя, настоящая Хоуп. Она оказалась сильнее, чем сама могла предположить, на ее долю выпадали испытания потяжелее. Влюбиться в социопата — это тяжелый опыт для человека, сумевшего выйти живым из всех передряг. А самое худшее и опасное в социопатах то, что внешне они производят впечатление абсолютно нормальных людей и временами изображают такие страдания, что ты невольно протягиваешь им руку помощи — тут то они и утягивают тебя в болото и постепенно топят в трясине. Их инстинкт убийцы неискореним. Роберт был рад, что Хоуп уезжает за тридевять земель, тем более что она так красочно расписывала эти места, просто рай земной. Хорошо, если для нее так и будет.
У стойки регистрации они обнялись на прощание, дальше Хоуп пошла одна, неся на плече небольшую сумку с одеждой, купленной для нее Робертом.
– Берегите себя, Хоуп! — крикнул он ей вслед, невольно вспоминая, как провожал дочек в летний лагерь.
Она еще раз махнула ему рукой, и он направился к автостоянке, уверенный, что у нее все будет хорошо. В этой маленькой женщине был стержень, внутренний свет, который не под силу загасить даже таким чудовищам, как Финн О’Нил.
Роберт уже вернулся домой и, удобно расположившись перед камином, размышлял о Хоуп и о собственном печальном опыте, когда самолет набрал высоту и взял курс на Нью-Дели. Хоуп закрыла глаза, откинулась на спинку кресла и стала благодарить господа за то, что осталась жива. Интересно, как скоро она сможет избавиться от своей любви к Финну. Ответа на этот вопрос у нее пока не было. Когда раздали прессу, Хоуп развернула газету и увидела дату. Сегодня ровно год, как она познакомилась с Финном. Все началось год назад. И вот уже закончилось. В этом была какая то неопровержимая завершенность. Безвозвратность. Совместная жизнь с Финном осталась позади. Сначала прекрасная, в конце — ужасная. Самолет прорвался сквозь толщу дублинских облаков, и взору Хоуп открылся бархат ночного неба, усеянный звездами. Она смотрела на звезды и как никогда ясно понимала: как бы больно ей ни было, как бы ни кровоточили раны в ее душе, душа эта снова вернулась в тело, и в один прекрасный день она полностью исцелится.
Глава 22
Хоуп радостно наблюдала суету, царившую в делийском аэропорту. Она любовалась женщинами в столь любимых ею сари. Шум и гам, пряные запахи и яркие наряды — этот другой мир был ей сейчас необходим. Чем дальше от Ирландии, тем лучше.
Секретарша Роберта заранее заказала для нее машину с водителем, и трехчасовое путешествие до Ришикеша прошло в комфорте. А потом она еще какое то время добиралась по проселку до ашрама, где когда то провела полгода. Это было все равно что вернуться домой. Хоуп просила выделить ей отдельную
При виде реки Ганг и подножия Гималаев, где, будто птица в гнезде, мирно располагался ашрам, у нее в душе все запело. В тот же миг, как нога ее коснулась земли, Хоуп почувствовала, как отступает и теряется в тумане все, что случилось за последний год. В прошлый раз она была здесь в состоянии душевного смятения после смерти Мими и развода. Теперь ее иссушило все, что случилось в Ирландии. А ведь там, в Дублине, она думала, что ей никогда уже не собрать воедино осколки своей души. Но стоило ей войти в ашрам, как все внешнее, наносное словно осталось позади, и ярким факелом засветилось ее естество, ожившее и незапятнанное. Правильно она сделала, что приехала сюда.
По дороге к ашраму она миновала древние храмы, от одного вида которых душа Хоуп оживала и наполнялась силой. В тот вечер, чтобы очиститься, она постилась, на рассвете занималась йогой, а потом, стоя на берегу реки, приказала своему сердцу отпустить Финна. И отправила его вниз по священной реке Ганг вместе со своими молитвами и любовью. Она отпустила Финна. А назавтра отпустила и Пола, и ее больше не страшило одиночество.
Каждое утро, после медитации и йоги, она виделась со своим обожаемым наставником. Поднималась до зари, а когда жаловалась учителю на свое разбитое сердце, тот лишь посмеивался. Он уверял, что это даровано ей свыше и она теперь станет сильнее. И Хоуп знала, он говорит правду, и верила ему. Она проводила с ним столько времени, сколько он позволял, и все не могла насытиться его мудростью.
– Учитель, мужчина, которого я любила, оказался бесчестен, — однажды сказала она. Все то утро она думала о Финне. Был уже январь. Позади остались христианские праздники, которые в этом году прошли для нее совсем незаметно. Хоуп была рада, что не обязана их отмечать. Хорошо, что наступил январь. Уже месяц, как она в ашраме.
– Если он был бесчестен, то для тебя это великий урок, — ответил свамиджи после долгого раздумья. — Всякий раз, как наши возлюбленные наносят нам раны, мы оказываемся лучше, чем были. Они делают нас сильнее, а когда простишь, то и раны твои заживут. — Но ее раны пока болели, и горечь в душе оставалась. Где то в потаенном уголке сердца еще теплилась любовь. Труднее всего оказалось предать забвению сладостные воспоминания первых дней, ведь все ее усилия были направлены на то, чтобы изгнать из памяти боль. — Ты должна благодарить его за причиненные страдания, благодарить глубоко и искренне. Он преподнес тебе неоценимый дар, — посоветовал свамиджи. Хоуп было нелегко взглянуть на вещи под таким углом, но со временем она научится.
И еще она много думала о Поле. Ей не хватало его, не хватало возможности позвонить и поговорить с ним обо всем. Он всегда присутствовал в ее мыслях, в ее памяти, где то там, в прошлом, вместе с их девочкой, о которой она уже давно вспоминала с нежностью. Боль потери ушла.
Хоуп ходила гулять в горы. Теперь она медитировала по два раза в день. Молилась вместе с монахами и другими гостями ашрама. Подошел к концу февраль, и у нее уже было так спокойно на душе, как никогда прежде. Не имея никаких контактов с внешним миром, она прекрасно без этого мира обходилась.
В марте, к ее вящему изумлению, ей позвонил Роберт Бартлетт. Он извинился за беспокойство. Чтобы ответить на звонок, Хоуп позвали в контору. Оказалось, Роберту потребовалось ее решение. Речь шла о доме в Ирландии. Пока покупатель был только один, причем на ту же цену, что платила Хоуп, а это значит, что все, что она вложила в благоустройство особняка, ей никто не компенсирует. Покупатель соглашался оставить себе мебель «по разумной цене» — иными словами, тоже с убытком. Это была молодая семья из Штатов, супруги просто влюбились в особняк. Муж — архитектор, жена — художница, у них трое детей, так что дом им идеально подходит. Хоуп порадовалась за людей и не стала огорчаться из за потерянных денег. Ей важнее было избавиться от этого дома, и хорошо, если он окажется в надежных руках. Роберт сказал, что Финн съехал сразу после Рождества и вроде бы намеревался перебраться во Францию. Дескать, нашел себе шато в аренду в Перигоре.