По вере его
Шрифт:
На это заявление возражений у Миры не нашлось, да и перспектива того, что обозначенное событие случится не сию секунду, а через двенадцать месяцев, немного успокоила её, но просто так сдаться было не в характере Миражанны Штраус.
— Интересно, что скажет отец, когда узнает, — коварно усмехнулась она — мистер Штраус весьма настороженно относился к каждому представителю мужского пола любого возраста, находящемуся в менее чем десяти метрах от младшей дочери, а тут кто-то собирается жениться на ней! Нацу ждут очень тяжёлые времена.
— Не волнуйся, папа уже в курсе, — беззаботно улыбнулась Лисанна. — Мне удалось отговорить его от идеи немедленно прилететь в Магнолию, зато в октябре у тебя появится возможность увидеться со
— Если бы я не знала вас обоих, то обязательно надрала бы тебе уши, — для завершения образа чопорной директрисы приюта, не раз отчитывающей его за по её меркам недостойное поведение, Миражанне не хватало только очков в классической роговой оправе и Библии подмышкой. — Впрочем, расслабляться я бы не советовала — тебя ждёт потрясающий квест под названием «Знакомство с семейством Штраусов». Поверь мне на слово, это покруче любого ужастика. Не боишься?
— Нисколько, — душераздирающий вздох Эльфмана на заднем плане мог бы поколебать и не столь уверенного в себе человека, но Нацу лишь спокойно продолжил: — Ты вправе сердиться на меня, Мира. Будь я на твоём месте, то поступил бы так же. Лис заслуживает счастья. Дай мне шанс доказать, что я её достоин.
— А если она передумает? — привела последний аргумент Миражанна. — Если полюбит кого-то? Если…
— Я её отпущу.
— Не дождётесь! — донеслось с кухни. Потом послышался грохот, звон и немедленное извинение без малейшего раскаяния в голосе «Ой! Прости, сестрёнка!». Мира бросилась на выручку своей посуде, но на пороге оглянулась, желая оставить в их разговоре последнее слово за собой:
— Хорошо, будем считать, ты меня убедил. Но я всё ещё зла на тебя, поэтому десерта ты не получишь.
Выглянувшая из-за её спины Лис виновато пожала плечами, демонстрируя расколотое на две неравные половинки блюдо для пирога. Нацу немедленно прикрыл сцепленными руками нижнюю часть лица, чтобы спрятать улыбку: похоже, без десерта сегодня останутся все.
*
Локи сидел на скамейке в скверике, где они впервые встретились с Люси. Несмотря на раннее утро, город уже дышал полной грудью, приветствуя очередной день, но сюда, на скрытую за разросшимися кустами сирени и акации аллейку, долетали лишь короткие, ничего не значащие отзвуки: шорох шин, обрывок разговора, резкий, недовольный визг клаксона, перестук каблучков, лай собаки. Звуки разрывали дремотную тишину и тут же уносились прочь, подхваченные прохладным, едва ощутимым ветерком, как мелкие камушки, слизываемые с кромки прибоя морскими волнами. Солнце ненавязчиво грело макушку, вызывая почти забытое желание нашарить в кармане мелочь и понестись вприпрыжку до ближайшей лавчонки сладостей за лакричными палочками — что ещё нужно для счастья семилетнему мальчишке? Может, и правда рвануть? Локи, усмехнувшись, откинулся на спинку скамьи, прикрыв глаза: что за странные мечты его начали посещать? То на крыше посидеть, то на лифте покататься, теперь вот палочки. Это на него так последняя подопечная влияет что ли?
Последняя. Ангел с удовольствием покатал на языке это слово, с опаской прислушиваясь к осевшему в гортани послевкусию. Облегчённо выдохнул: нет, всё в порядке. Он опасался, что его накроет воспоминаниями, заставив
— Доброе утро! — раздалось рядом. Ангел окинул цепким взглядом приветливо улыбающуюся ему девушку и, не поздоровавшись, спросил:
— Ну?
— Всё будет хорошо, — довольно уверенно отчиталась Люси и на скептически приподнятые брови уже более подробно пояснила: — Я знаю, Нацу очень сложно, но он старается. Я верю в него.
Локи лишь кивнул: молодец, постаралась на славу. Ну, а то, что даже сильнейшие духом иногда сдаются, девушке знать не обязательно — свою-то миссию она выполнила. Дальше от неё ничего не зависит.
— У тебя есть немного времени, чтобы попрощаться, — равнодушно бросил он, смотря в сторону. Нестерпимо хотелось остаться одному, чтобы избежать так раздражающей его ненужной суеты — даже в посмертии люди оставались людьми, со всеми присущими этому биологическому виду слабостями. Все вели себя по-разному: плакали, молились, закидывали его вопросами, начинали рассказывать о своей жизни, за излишней болтливостью или привычными действиями пряча страх перед ожидающей их неизвестностью. Редкие уходили, сохраняя молчаливое достоинство. Обычно он говорил что-то ободряющее, едва ли вслушиваясь в произносимые слова, но сегодня даже такой малости делать не хотелось — ему никто не посмотрит вслед, почему бы в таком случае не побыть немножечко эгоистом? Локи не боялся. Это было всего лишь желание сохранить с трудом обретённый душевный покой. Которым он абсолютно ни с кем не хотел делиться.
— Локи, — неожиданно раздалось сбоку, — как ты смог остаться?
Раздражение заклокотало внутри, грозным цунами сметая хрупкие ростки безмятежности, поэтому ответ прозвучал резче, чем хотелось бы:
— Оно того не стоит.
— Почему?
— Потому что… — Ангел на мгновение замолчал, точно давая Люси шанс добровольно отказаться от знаний, что заведомо несут в себе лишь разочарование и боль. — Потому что у людей слишком короткая память. Что стоят все их слова и клятвы, если через месяц они уже и не вспомнят, как тебя зовут? Где та вечная любовь, о которой сложено столько стихов? Это всего лишь сладкая сказка, а мы, глупцы, продолжаем в неё верить даже после смерти.
Ком в горле заставил поперхнуться уже не нужным воздухом. Локи устало опустил веки: всё-таки сорвался, неосторожно раскрывшись перед чужим человеком. Как же глупо… Было не стыдно, скорее досадно. Как после нелепого промаха, совершённого по вине не так сложившихся обстоятельств — вроде и не виноват, но всё равно неприятно.
— Она забыла тебя, да? — прикосновение прохладных пальцев к руке заставило его вздрогнуть. Первым желанием было отшатнуться, любыми силами избежать физического контакта, но тело, словно в насмешку, не слушалось, наслаждаясь давно позабытым ощущением живого человеческого тепла. Лёгкие неожиданно обожгло осенней сыростью, в носоглотке засвербело от приторного ванильного аромата, живот скрутило фантомной болью — до закипевших под закрытыми веками слёз. Переливчатый женский смех звонким эхом вспугнул успокоившееся было сердце, пуская его в галоп за улетающими в небытие осколками памяти.
Они были женаты всего месяц. Маленькая квартирка почти под самой крышей, незаконченные полотна на полу вдоль стен, заставленные геранью подоконники, грандиозные планы на будущее. В тот вечер по дороге домой он зашёл в пекарню за свежими круассанами — зарплата мелкого клерка в адвокатской конторе не позволяла пока делать жене дорогие подарки, но на такие приятные сюрпризы её вполне хватало. А на соседней улице напоролся на нож уличного грабителя и долго смотрел, как перемигиваются высоко в небе холодные сентябрьские звёзды, стискивая слабеющей рукой пакет с пахнущими ванилью булочками.