По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
Шрифт:
Рюрик и Святослав, ныне связанные узами вынужденной дружбы, озабочены даже не тем, чтобы оспаривать друг у друга Киев и днепровские города. Бушует половецкая степь, волны орд подкатывают к границам киевским и черниговским, не позволяя князьям успокаиваться, не дают им и достаточно времени, чтобы строить козни против владимирского князя. Сколько такое будет длиться?
Неспокойно на Руси. Только владимирские и суздальские земли живут мирно. Выезжая на полюдье, великий князь Всеволод всякий раз может убедиться: народ доволен жизнью, доволен своим государем. Везде его встречают радостными криками, колокольным звоном, образами украшенными. Все любят Всеволода Юрьевича: после слабовольного и неудачливого Долгорукого, после жестокого Боголюбского земля Суздальская
Бывают, конечно, смуты и в Ростове, и в Суздале, и даже в стольном граде Владимире. На всех не угодишь — недовольные и смутьяны всегда найдутся. С такими князь Всеволод поступает жестко: в цепи — и в яму. Там не побушуешь.
Украшается вотчина Всеволода. Растут новый Успенский собор во Владимире, белокаменная Богородичная церковь в Ростове. Иных — и каменных и деревянных — без числа. И в каждой славят Господа и великого князя.
Уже который год осень щедро одаривает урожаем владимирских жителей. Еще и с прошлого года хлеб остается, а уже новый надо засыпать в закрома. Вон в Новгороде кадь [42] ржи стоит гривну, во многих домах хлеб на столе не каждый день. Что ж, никто новгородцам не мешает поклониться великому князю — тогда будут с хлебом. Великий князь знает, такой день обязательно придет — поймет Новгород, что без покровительства Всеволода Юрьевича ему не обойтись. А пока — можно подождать. Сын великого князя, Константин, подрастет как следует, а к тому времени и новгородцы созреют. Что толку затевать с ними войну? Это как с пчелами: мед можно бортничеством добывать, а можно ульи ставить. Бортник найдет дикое гнездо, мед оттуда вытащит — и все, с этой пчелиной семьи больше ничего не получишь, ищи другую. А тот, кто семью приручит, каждый год будет с нее мед получать, и семья останется в целости.
42
Кадь — кадка: любая обручная посуда.
Дружина великого князя без дела не сидит, но против своих единоплеменников меча не обнажает: бьет половцев, отгоняя их от своих границ в глубь степей, ходит на булгар, себя обогащая и князю принося доход.
Дома у великого князя совсем хорошо: подрастают две дочери-красавицы, невесты для владетельных государей, уже пробует сынок, княжич Константин, вставать на ножки. Не очень у него это пока получается, но всему своя пора, встанет юный княжич крепко на ноги, взмахнет мечом и устрашит всех врагов, а может, сделает то, что отцу не удалось и, наверное, не удастся — станет единым государем всей Русской земли, укрепит ее и избавит от княжеских раздоров и усобиц. А если Константину окажется это не по силам, то, может, пошлет ему Господь брата — помощника. Ведь княгиня Марья опять беременна. Ну, как бы там ни было, а теперь уже есть кому великокняжеский стол оставить. С такой уверенностью и жить легче.
Но мир скоро должен был закончиться. Всеволод давно ждал этого.
В любой войне едва ли не главное — не дать застать себя врасплох. Хорошо знать свою силу, но хорошо также знать и намерения ближних своих. Великий князь не забыл, как напали на него мятежные Мстислав и Ярополк. Не то чтобы он испугался тогда, но это чувство внезапного бессилия перед неизвестностью — сколько их? где они? куда идут? — он не хотел больше пережить. Большой кровью заплатила тогда Владимирская земля за беспечность своего государя. Да, именно беспечность, ибо долг великого князя в том, чтобы не тратить время на развлечения, когда не защищена земля от врагов.
Всеволод получал сведения со всей Руси. Он знал, что происходит во всех княжествах. Вместе с приближенными обдумывал, с какой стороны ждать войны и от кого. Великий князь ждал войны великой, ради великих целей. Нигде не таилось больше причин для войны, чем в великом противостоянии Ольговичей и Мономаховичей. Но как раз за Святославом ничего подозрительного не замечалось. Рюрик был ему надежным
Ожидая чего-то большого, значительного, человек порой не придает значения малому. Вот так и великий князь: пристально вглядываясь в Южную Русь, где были сосредоточены основные силы, противодействующие ему, словно забыл следить за змеиным гнездом, которое находилось у него прямо под боком.
Смирив рязанских Глебовичей, Всеволод считал — да и сами они неустанно уверяли его, — что теперь его воля будет для них законом. Уделы свои, полученные хоть и в вотчинах отца, князя Глеба, они, Глебовичи, взяли из рук великого князя. Чем быть недовольными? В сущности, рязанские князья получили в своей жизни гораздо больше от Всеволода, чем от Глеба. Великий князь неоднократно щадил их жизни, а ведь мог и не щадить. Они каждый раз об этом забывали.
Один из братьев, Ярополк Глебович, скончался вскоре после большого стояния на Влене. Но осталось еще пятеро. Никто из них не был обделен наследством, и под покровительством владимирского князя они могли жить в своих уделах, ничего не опасаясь, даже гордясь перед другими такой надежной защитой. Так думал и Всеволод.
Когда брат поднимает руку на брата — что движет его рукой? Та ли сила, что вложила камень в руку Каина? Наверное, так. Но ведь и камень можно не во всякую руку вложить — иная оттолкнет его. Но есть руки, всегда жадно раскрытые для такого камня, сами ищущие его.
Взаимная ненависть братьев Глебовичей — да была ли она? Ничем они друг перед другом не провинились. Что могли сделать весьма пожилым уже Роману, Игорю и Владимиру юные Святослав и Всеволод Глебовичи? Разве только то, что никогда не противодействовали владимирскому великому князю. Но об их противодействии тогда и говорить было нелепо: Святославу в год похода князя Глеба с Мстиславом и половцами на Владимирщину едва исполнилось семь лет, на три года только старше его был Всеволод Глебович, Юноша мягкий и добродушный, превыше всего, казалось, ценивший в жизни свою супругу, спокойную жизнь возле нее и деток своих, сыновей и дочек, рождавшихся у него чуть ли не каждый год.
Может, заговор старших Глебовичей против младших и состоялся потому, что оба они — Святослав и Всеволод — были юны и невоинственны. Искушение присоединить к своим владениям еще и небольшой городок Пронск, где и сидели младшие братья, не мешая друг другу, помогло старшим преодолеть взаимную неприязнь и объединиться. Хотя свежи еще в памяти Игоря и Владимира были времена, когда Роман их вышиб из их уделов и охотно уничтожил бы самих, если бы смекалистые Глебовичи не кинулись спасаться к владимирскому князю.
Роману очень хотелось завладеть Пронском. Этот небольшой городок, не так давно построенный князем Глебом, Мог служить отличной опорой для противостояния великому князю Владимирскому. Князь Глеб для того его и встроил на берегу речки Прони, начав строительство сразу с крепостных стен. В городе могла укрыться большая дружина, там были просторные склады для продовольствия, от протекающей рядом речки по желобам, скрытым в земле, поступала вода. Отсюда можно было делать набеги на Владимирскую землю, всякий раз возвращаясь под прикрытие неприступных стен. Князь Роман думал, что, заняв Пронск, он будет лучше вооружен против великого князя. Этой выгодой он и хотел привлечь братьев.
Еще вчера непримиримые враги, Роман, Игорь и Владимир в начале лета сошлись в Рязани, где на широких пирах помирились за чашей вина. Они сидели за столом в просторной гриднице и, несмотря на примирение, зорко следили друг за другом, пили, на всякий случай, каждый из своего кувшина. Роман, уже почти неотличимо напоминавший отца, князя Глеба, такой же тучный, приземистый, с бегающим взглядом колючих глазок, глубоко спрятанных в сероватых лохматых бровях, приступил к делу без обиняков. Он знал своих братьев, знал, что у всех у них в жилах течет одна кровь, и по косвенным намекам, звучавшим в нарочито пьяных веселых речах Игоря и Владимира, сразу понял, что к нему в Рязань мириться они ехали, уже догадываясь, какова истинная цель их замирения.