По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
Шрифт:
Слабому не нужно зарабатывать вину перед сильным — он и так виноват уже тем, что слаб. Еще не зная, как будут делить между собой несчастный Пронск, все трое — Роман, Игорь и Владимир — тут же, в гриднице, договорились, что лучше бы младшим братьям просто исчезнуть из жизни. Игорь и Владимир сначала не очень настаивали на непременном убийстве Святослава и Всеволода, говорили, что достаточно просто вышибить их из Пронска, даже позволив младшим Глебовичам вывезти с собой скудную казну, дабы не так остро чувствовать себя нахлебниками при дворе какого-нибудь сердобольного родственника. Пусть себе идут живые! Глядишь — пожалеет их кто-нибудь,
Но Роман, будучи заметно умнее своих недальновидных братьев, отверг их великодушные порывы. Дело надо делать, решил он, так, чтобы концов не оставалось. К чему оставлять на свободе и в живых младших братишек? Чего ради? Уж не любви ли братской? Оставь им жизнь, они потом начнут пороги обивать у влиятельных государей, искать управы.
Роман нарочно в этой беседе не стал упоминать имени великого князя — и так ясно, у кого могут просить защиты Всеволод и Святослав. Не там ли, не во дворце ли у Всеволода Юрьевича бились лбом об пол сами Игорь и Владимир, жалуясь на него, Романа? Не нужно было Роману лишний раз напоминать об этом братьям, хотя бы и не впрямую.
И так было ясно братьям, что во всем — во всех их бедах, бесправном положении среди других князей, в том, что приходится жить в деревянных палатах, а не каменных, в том, что поганые терзают набегами, даже в том, что хлеб порою плохо родится, — во всем виноват он, великий князь Владимирский и Суздальский Всеволод Юрьевич. Вот кого бы с размаху, разогнавшись на коне, рубануть мечом наискось… Но — его не рубанешь.
Смертный приговор младшим братьям был решен где-то между пятой и шестой чашами вина.
Жить старшим братьям сразу стало веселее. Они были повязаны кровавой порукой, общим важным делом. Это была настоящая жизнь — с ясной целью впереди. Можно было даже и не торопиться. Еще лучше — сделать все под шумок, когда князь Владимирский отвлечется на какие-нибудь великие свершения. Он ведь был занят только великими делами. Вот и дождаться бы такой поры, когда мелкие внутрисемейные разбирательства Глебовичей покажутся ему недостойными внимания. Узнает Всеволод Юрьевич, что рязанских князей поубавилось, покачает головой укоризненно, может, пригрозит. А что толку? Хоть к каждому рязанцу дружинника своего приставь, а Святослава и Всеволода этим не воскресишь.
Братьям заранее хотелось так думать — это придавало их намерениям некий оттенок удачливости. Немного портило всю картину то, что великий князь Всеволод почему-то питает непонятную благосклонность к своему тезке — Всеволоду Глебовичу, и тот охотно и часто бывает во Владимире, даже ненаглядную супругу свою и детишек оставляя дома ради возможности побеседовать с великим государем. Что-то их роднит. Ведь не только имена.
Но все это были мелочи. Ядовитая кровь князя Глеба кипела в жилах старших братьев, застилая их разум, и без того невеликий, красным туманом. Обозначив младшеньких как врагов, они уже ненавидели их. В конце лета начали действовать.
Было несколько попыток убить младших братьев поодиночке. Верный человек на охоте пустил во Всеволода стрелу, да только оцарапал и погиб зря: заметили дружинники, что это был
И ведь поняли младшие Глебовичи, откуда ветер, приносящий стрелы, дует. Съехались вдвоем и с того дня не разлучались, и если отправлялись куда, дружины брали с собой достаточно. А тут — осень, дождями все дороги расквасило, болота разлились. Не очень-то погоняешься за дичью, когда кони по брюхо вязнут.
Братья решили ждать холодов, пока же расстались на время. Владимир уехал в Коломну, Роман — в Рязань, Игорь — в Белгород рязанский. Уговорились держать связь между собой, чтоб по первому зову — вперед! Святослав с Всеволодом засели в Пронске — всех городских жителей выгнали на работы по укреплению этой твердыни — стены наращивали, копали рвы, втыкая в дно заостренные колья. Младшенькие свезли в Пронск всю свою жизнь — все, что собрано было на полюдье.
И успели загородиться! Когда дороги сковало морозами, старшие осадили Пронск. Но сразу было видно, что ни изъездом, ни на измор город не взять. Все же разбили стан, ездили вдоль стен, смотрели. Потом охота пошла, ставили тенета на зайцев, вытаскивали жирных медведей из берлог, стреляли оленей. Пронские жители поглядывали сверху, со стен, ругались, грозились, иногда кидали стрелы.
Снимать осаду не хотелось. Столько готовились… Зачем тогда мирились, переламывали свою гордость? Снять осаду — стыда не оберешься перед молокососами, а самое главное — не закончилось бы тогда хрупкое перемирие между старшими братьями. Дружина у каждого готова, добыча ей обещана. А этим дуболомам не все ли равно, кому глотку резать — Святославу ли, Игорю ли, Роману ли. Так что уж лучше было в осаде постоять — занятие хоть и не самое веселое, да зато безопасное.
И вели, конечно, осаду из рук вон плохо. Дружиники где-то и вино доставали, и брагу. Да что там где-то. В Пронске и покупали у жителей. Глядишь вечером — а ни сторожей, ни постов, все по шатрам сидят и уже таковы, что на холод никого не выгонишь. Что делать — старшие братья и сами начали от скуки к чарке прикладываться.
И не уследили. Пропустили не какого-нибудь гонца на резвом коне — из города убежал сам князь Всеволод Глебович, да еще с десятком дружинников. Куда побежал — известно, во Владимир сразу и отправился, к хозяину своему, челом бить. Святослава же оставил в Пронске, поручив ему супругу свою и детей.
Братья забеспокоились, но время прошло — и все улеглось. Всего-то навсего приехали к Пронску послы — княжий меченоша и думец Юрята, боярин Федор Ноздря, небольшое число ратников с ними. Привезли от великого князя грамотку и на словах передали, что, мол, Всеволод Юрьевич, всех любя как отец, просит их опомниться, напоминает о Святополке Окаянном, о том, что русским князьям не следует обнажать мечи против единоплеменников.
Одним словом — ничего такого, что могло бы смутить братьев. Ну, посидели с послами в шатре, поговорили. Посольство важное, вино пить отказалось. Очень настаивали, чтобы просьба их государя была выполнена.