По волнам моей памяти (Книга об отце)
Шрифт:
Монотонный марафон продолжался по такому же сценарию, как и в первый день. Кто - то выбегал в сторону от колонны, и тут же раздавалась короткая очередь, и всё было кончено. И пока шли, мы слышали, как то тут, то там постреливали. Это угнетало, и очень было обидно за тех, кому не повезло. Мы видели трупы только что убитых наших ребят. Они лежали вдоль дороги, справа и слева, в разных позах, в пыли, одни ближе другие дальше, но все бездыханные. А если кто подавал признаки жизни, то конвоиры подходили к раненым, и добивали штыками, или выстрелом в упор. Так что уцелеть практически никакой возможности не было. Очень все хотели кушать, но ещё больше - пить. Многие теряли сознание от обезвоживания организма. И те, кто покрепче, поддерживали их, не давали упасть, а с теми, кто упал, немцы не церемонились. К полудню за поворотом дороги показалась речка. Это явилось очередным испытанием, так как всех мучила жажда. Вода была совсем рядом, но она была недоступна. А те, кто рискнул напиться – поплатился
К вечеру второго дня пленных привели и разместили в колхозном саду. Естественно, там уже стояло ограждение из «колючки», вышки с пулемётами и прожекторами по углам сада, и охрана с собаками. Мы потом догадались, у фашистов есть такая служба, которая сопровождает колонну и при необходимости разбирает и собирает переносной концлагерь. Там работали дизельные генераторы, вырабатывающие электричество для прожекторов. Такой себе – походный вариант.
Мы обрадовались. В саду хоть яблок поедим, да ещё, каких-нибудь фруктов. Но урожай в саду, увы, был убран колхозниками, ведь уже конец сентября, так что, наши надежды не оправдались. Уже стемнело. Я с братом устроился на ночь, под одной из яблонь. Что бы хоть как - то согреться, свой пиджак натянул на голову, и от дыхания становилось теплее. От нечего делать, я веточкой стал ковыряться в земле и на что - то наткнулся. Потом начал помогать пальцами, все больше углубляя и расширяя ямочку. И мои труды увенчались успехом. Это была огромная морковь, видать кто - то из колхозников посеял её в саду ещё весной. Но убрать урожай по какой-то причине не смог. Очистив, от остатков почвы, я сунул её в карман пиджака, как драгоценную вещь. И сообщив Фёдору о своей находке, продолжил поиски следующей. Есть её я не стал. Подумал, что это всегда успею, а нужно как можно больше успеть накопать её за ночь. Таким образом, я накопал несколько штук, а когда поднял голову и огляделся, то увидел, что об этом узнали многие пленные и тоже запасаются едой. Ползают по саду тени на четвереньках, накрывшись плащом или пиджаком с головой в поисках съестного. Ведь неизвестно, когда перепадет нам поесть.
Потом решил одну морковку съесть. Но это я старался проделывать очень осторожно, аккуратно, не чавкая. Накрывшись пиджаком, я начал откусывать её маленькими порциями и жевать, стараясь как можно тише хрустеть. Если пленные услышат, что ты жуёшь или даже шевелишь губами, то могут наброситься на тебя, и попытаться отобрать еду. Голод – не тётка. А когда голодная и не управляемая толпа на тебя навалится, то могут на смерть задавить, к сожалению, такое уже случалось.
Побег.
Как только рассвело, конвоиры повели колонну дальше. И наши мытарства по дорогам Украины продолжились. Какой он «Освенцим»? Что такое «лагерь смерти»? Неужели это конец и все там погибнем? Наше отделение находилось в одной шеренге.
– Ну что, хлопцы, нужно бежать! Дальше тянуть с побегом нельзя, если нас довезут до «Освенцима», то всем - «крышка»! Что же мы так и позволим себя убить, как бараны, молча и покорно. Не попытаемся спастись? – спросил командир.
Решили понаблюдать за конвоирами и улучить удобный момент для побега. Я и Федя шли с правой стороны по ходу колонны, поэтому мы наблюдали за немцами находившимися ближе к нам. А за левой стороной наблюдали другие пленные. И так прошло несколько часов пути, и вот что мы выяснили. Когда колонна только начала своё движение, она была длиной километра полтора, но через несколько суток пленные и охранники устали, и длина увеличилась до трёх километров. И дистанция между конвоирами тоже увеличилась, если в начале пути она составляла метров пятнадцать, то теперь она была метров тридцать. И ещё характерная деталь. Когда немец, идущий спереди, поворачивается, осматривая охраняемую зону позади себя, то идущий позади, смотрит вперёд. Затем, задний поворачивается и осматривает свою зону, находящуюся позади его, а передний поворачивает голову вперёд. И получается, секунды две - три охраняемое пространство остаётся без внимания. Это – наш шанс! Правда, слабый, но всё же – шанс!
И так все поняли, как это всё проделать, по команде, в нужный момент все бегут в разные стороны, но совершить это не хватает решимости. Как только наступает этот момент, у всех подкашиваются ноги. Даже подать команду не хватает смелости. Не хватает духа на ответственный шаг. Всё тело наливается вдруг свинцом и отказывается подчиняться разуму. Без воды и от волнения во рту стало так сухо, что язык присох к нёбу, и дыхание стало каким – то свистящим, а губы потрескались до крови и во рту ощущался солоноватый привкус крови. В такие моменты, организм как будто разбивал паралич, уж очень велик инстинкт самосохранения. Ещё один день подходил к концу, солнце раскрасило небо малиновым цветом, на землю опустилась вечерняя прохлада, и хоть сегодняшнее путешествие было не из лёгких, людям стало легче дышать. Немцы загнали пленных, в какой - то карьер, где до войны добывали строительный камень, и всё снова повторилось по прежнему сценарию, и вышки, и колючая проволока, и прожектора. Размер карьера не мог вместить такое количество пленных, хоть оно изрядно и поубавилось.
В нём можно было, как и в прошедшие дни, только стоять. Люди были в край утомлены, измотаны до исступления, страдали от ран, жажды, холода и голода, страха смерти, и поэтому старались поддерживать друг друга морально и физически.
И вдруг послышались какие-то голоса за колючей проволокой, из карьера не было возможности разглядеть, что там происходит. А когда в карьер полетели бураки, морковь, капуста, картофель, мы увидели колхозниц проходящих возле проволоки, и из жалости, и желания подкормить наших ребят, швыряли овощи в карьер. А немцы ругались и не давали приблизиться к колючке. И вот произошло ужасное. Как только какой-то овощ, падал на дно карьера, к нему устремлялись двадцать-тридцать человек. И после такого пиршества оставались лежать бездыханными три-четыре человека. Они были просто затоптаны обезумевшей голодной толпой. Тогда пленные стали кричать колхозницам, что бы они прекратили бросать, но овощи всё падали, а количество жертв, всё увеличивалось.
Тогда все старались, насколько это было возможно в такой ситуации, подальше отбежать от того места, куда судя по траектории должен приземлиться овощ. Началась паника. В карьере тысячи людей начали волноваться, как пшеничное поле под ветром, и кричать до хрипоты, во всё горло. Колхозницы тоже начали кричать, стоял настоящий гвалт, как ор болельщиков на стадионе после забитого гола. А овощи бросать перестали, когда немцы дали несколько очередей над головами. Колхозницы присели от испуга, затем через минуту начали разбегаться. Когда всё утихло и пленные расступились, десятки ребят остались лежать. Значит голод – это страшная сила, которая подчинит себе любого и заставит человека превратиться в зверя убивающего себе подобного. Так и промаялись ещё одну ночь, стоя, и с нетерпением ждали, когда нас снова поведут в «Освенцим», потому что идти было легче, чем стоять.
Наконец - то рассвело. Всех вывели из карьера и построили в колонну, и снова продолжился изнуряющий марафон на запад. И снова все начали говорить о побеге, и ждать удачного момента. Так прошло полдня. Все страдали от жажды, некоторые стали даже молиться, просить у Господа послать на землю дождь. Страдали без еды, задыхались от пыли, поднимаемой самими военнопленными. И вдруг, как гром среди ясного неба, застрочил пулемёт, очередь прошила воздух над головами. Мы узнали знакомый звук «Максима», это были наши, у нас появилась надежда на спасение. Это, наверно партизаны решили отбить пленных? Пулемёт стрелял из лесопосадки, через которую проходила дорога. По всей видимости, он был один, по крайней мере, других выстрелов мы не слышали. Колонна и конвой залегли, мимо нас по направлению к посадке пробежал, пригнувшись, немецкий офицер, а в руках у него было две гранаты. Мы всё хорошо видели. Этот офицер, не добегая нескольких метров к посадке, игнорируя фонтанчики, поднимаемые пулями на пыльной дороге, уклоняясь от очередей, снайперски метнул две гранаты и «Максим» замолк. На этом инцидент был исчерпан. Пленных подняли и мытарства продолжились. Когда мы проходили возле этой посадки, видели пулемёт, лежащий на боку, а рядом двое в гражданской одежде. Офицер нашёл просвет между деревьями и точным броском взорвал «Максим».
– Да, у них тоже есть спецы! – посетовал кто - то из мужиков. Через несколько минут между пленными поползли слухи, будто партизаны захватили Киев и установили Советскую власть. Откуда эти слухи? Никто не мог ответить, но надежда вновь затеплилась в душе. Как известно, надежда умирает последней!
Ещё через полчаса, колонну развернули, и нас погнали назад, и тогда мы действительно поверили в наше спасение. Значит, правда что-то произошло, раз Киев не принимает колонну, значит скоро «фрицам – капут». Но надежда как фортуна - дама непостоянная. Никто не знал, что предстоит воевать ещё три с половиной года, и что не многие увидят её победоносное завершение. А пока, пожалуйте снова в карьер. Мы снова расположились на ночь в том самом карьере, правда, задавленных ребят уже не было. Опять придётся всю ночь провести на ногах. Но в эту ночь стало немножечко свободней. Когда колонна продвигалась, немцы продолжали стрелять храбрецов - беглецов. Сколько ребят не вернулось в карьер? Никто не знал, но теперь мы могли прилечь, правда, по очереди. Федя - лежит, я стою и охраняю, чтобы на него не навалилась толпа, затем – наоборот. Когда пришёл мой черёд, только голова коснулась земли, я провалился в крепчайший сон, так сладко я не спал никогда. Не успел насладиться глубоким сном, как Фёдор уже расталкивает и говорит, что я сплю уже часа два, и мы снова меняемся местами. Пока брат спит, я всё обдумываю, проигрываю и рисую в уме ситуацию, как мы будем бежать. Так, поочерёдно, мы немного отдохнули, и утром следующего дня колонна двинулись дальше. Навстречу нам с нашей, правой стороны, метрах в десяти, шли беженцы. Женщины, старики и дети, кто катил тачку, кто велосипед или детскую коляску, груженную нехитрым скарбом. Многие несли свою поклажу в мешке на спине, кто налегке с одним чемоданом.