По запутанному следу: Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска

Хруцкий Эдуард Анатольевич

Цатуров относился к весьма любопытному племени псевдобездельников. В отличие от «деловых бездельников», с которыми я частенько сталкивался в различных учреждениях, Цатуров как будто никогда не был загружен работой. Телефон в его кабинете не сотрясал своими звонками стен, здесь никогда не толпился народ, письменный стол не был завален бумагами, а самого Цатурова я чаще всего заставал за его любимым занятием — изучением объявлений в газете об изменении фамилий.

Иногда Цатуров, к ужасу своего непосредственного начальника и Алеши Поповича, в разгар рабочего дня, когда другие сотрудники, словно загнанные лошади, носились в мыле в своих кабинетах, отправлялся в Красный уголок потренироваться на биллиарде. («Меткий глаз, твердая рука. Сегодня биллиардист — завтра артиллерист».)

Казалось, другого такого лоботряса и бездельника — не найти.

Но… странное дело: у Цатурова постоянно оказывались лучшие по отделению результаты. Раскрываемость краж доходила у него до 96–98 процентов. Цифры, прямо скажем, небывалые. В 1932 году Дружба Народов раскрыл нашумевшую кражу в универмаге на полтора миллиона рублей. В 1933-м вытянул три безнадежных дела, а в 1934-м его заслуги были отмечены в приказе наркома, а начальник ГУРКМ вручил ему именное оружие.

Нет. Цатуров не был бездельником. Но когда и как он ухитрялся работать, для меня загадка и до сих пор…

С декабря прошлого года, когда тяжело заболел начальник четвертого отделения, Георгий временно исполнял его обязанности. Взявшись за «горелое дело», я решил прибегнуть к его помощи. Георгий, любивший чувствовать себя жертвой собственной доброты и не чуждый тщеславия — «раньше все дороги в Рим вели, а теперь — к Цатурову», — охотно согласился.

— Все правильно, душа моя, — одобрил он. — Как говорят на Кавказе, чтоб одна дверь открылась, надо в семь постучать. Помогу.

И он помог. Анонимка была уже вторым «подарком», полученным мною от Цатурова. За два дня до этого его сотрудники обнаружили в скупочном магазине на Кузнецком мосту две пары часов и портсигар, на которых легко было заметить следы стертых надписей. Завхоз треста, которым руководил Шамрай, опознал вещи, предназначавшиеся для вручения служащим.

Совпали и номера часов. Допрошенный нами приемщик магазина сказал, что часы и портсигар продал рыжеволосый человек средних лет (паспорта у неизвестного он, вопреки существующим правилам, не потребовал).

Когда Цатуров, вручая мне конверт, вкратце пересказал содержание письма, я закинул удочку насчет его дальнейшего сотрудничества. Георгий энтузиазма не высказал…

— Знаешь, как в таких случаях говорят на Кавказе?

— Знаю, — сказал я. — Стой позади кусающего, но впереди лягающего…

— Ты что, на Кавказе бывал?

— Никогда в жизни.

— Значит, так же, как и я, — отметил Георгий. — А откуда такая эрудиция?

— Из сборника пословиц и поговорок.

— Этого? — Цатуров показал мне книгу.

— Нет. У меня второе, дополненное издание. В два раза толще.

Глаза Георгия зажглись завистью.

— Давай так, — сказал Цатуров, — я тебе собираю сведения об анонимщике и «кухонном бандите», а ты мне даришь сборник и забываешь про пословицы.

— Когда сделаешь?

— Завтра утром.

На этом мы и расстались.

Сроки, конечно, были сжатыми, но я верил в оперативные способности Цатурова.

Что же он выяснил за это время? Я отложил в сторону конверт с анонимкой и позвонил Цатурову.

— Навели справки?

— Навел, — откликнулся он. — Принес сборник?

— Принес.

— Тогда заходи. Гостем будешь…

14

Цатуров полистал сборник пословиц, сравнил его со своим и нашел, что моя книжка не в два, а всего в полтора раза толще. Но он человек не мелочный и всегда расплачивается с лихвой.

«Лихва», надо признать, была достаточно интересной. Цатуров не только собрал некоторые сведения о Пружникове, но и установил автора анонимного письма. Им оказалась соседка Пружникова Зинаида Игошина, курьер районного «Общества пролетарского туризма».

Через час-полтора Игошину доставили ко мне. Это была тощая желтолицая гражданка со скверным характером.

Всего за каких-нибудь полчаса я досконально узнал, как Пружников похитил лампочку в коридоре, как подливал воду в бидон с керосином младшему делопроизводителю страхкассы Марии Сократовне Певзнер и оскорблял неположенными словами всеми уважаемого пенсионера Серафима Митрофановича Баскакова…

На мой вопрос, могут ли соседи подтвердить ее обвинения, она ответила крайне неопределенно… И действительно, постепенно стало выясняться, что всеми уважаемый пенсионер, строго между нами, тоже порядочный подлец. Поэтому, естественно, Баскаков не подтвердит ее слов: всем известно, что рука руку моет и обе остаются чистыми. Что же касается Марии Сократовны, то посудите сами: дети уже взрослые, вот-вот бабушкой станет, а губы мажет. И, думаете, для чего? Падка на мужчин, ох падка! А Васька — что есть, то есть: мужчина справный, в соку. Пятипудовые гири ворочает, шея, как у бугая. И должность ответственная — шофер легковой при тресте. Вот вам и композиция: он ей — воду в керосин для смеху, а она ему всякие фигли-мигли, аханьки да хаханьки. Во всем его покрывает! Вот часы, к примеру… Спер, как пить дать спер, а она, Сократовна, врет, что начальник ему за службу подарил, что сама самолично надпись на них видела. Ну, начисто бесстыжая.

После беседы с Игошиной голова у меня гудела царь-колоколом, но, действуя по принципу «куй железо, пока горячо», я занялся Марией Сократовной, полнотелой и томной дамой, которая и впрямь была излишне кокетливой для своего возраста.

Дав сжатую, но достаточно полную характеристику Игошиной, Мария Сократовна заявила, что о Васе — она называла Пружникова только по имени — она не может сказать ничего, кроме хорошего, и если Вася был судим за какие-то проступки, то это роковая случайность. Кстати, недавно она смотрела в реалистическом театре очень хорошую пьесу известного драматурга, — как же его фамилия? — так в ней замечательно показано, как бандиты по-ударному работали на Беломорканале. Даже такой босяк, как Костя-капитан, и тот стал работать. А почему? Потому, что изменились социальные условия, и в него поверили.