По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 3
Шрифт:
А Шеин издаёт между тем жёсткий приказ: все призванные на оборону города обязаны безотлучно находиться на отведённых им местах, причём с оружием, иначе им «быти казнены смертью» [64] . И надо сказать, что боевой дух смолян был высок. На польские «прелестные письма», то есть на предложения сложить оружие, они отвечают чётким отказом, а когда неприятель приводит к городским стенам пленных русских священников (в том числе и настоятеля одного из монастырей) и те – в который уже раз в нашей истории! – принимаются уговаривать защитников города сдаться, то слышат в свой адрес лишь матерную брань («корчемные слова» [65] ). Так что приходится нашим служителям Богу – отматерившись в ответ [66] – убираться несолоно хлебавши.
64
Цит. по: там же.
65
Op. cit., стр. 199; «корчемные слова» – употребляемые в корчме, то есть в кабаке; иными словами – кабацкая ругань.
66
Там же.
Между тем к Сигизмунду подтягиваются 30.000 запорожских казаков, и Жолкевский советует ему, окружив Смоленск и взяв его в плотную осаду, самому идти на Москву [67] . Он убеждает короля, что в столице его ждут тайно переметнувшиеся на его сторону бояре, которые откроют ему ворота, признают власть Речи Посполитой и Шеин получит из Москвы уже «официальный» приказ о сдаче, так что деваться ему будет некуда. Но Сигизмунд III считает свой уход из-под Смоленска отступлением и позором, хотя на дальнейшее пополнение ему надеяться не приходится: наёмники-то подойти готовы, только вот платить им нечем.
67
«Записки Станислава Немоевского (1606–1608). Рукопись Жолкевского», Рязань, издательство «Александрия», 2006, стр. 359.
Начинается минная война. Польские сапёры под руководством иностранных инженеров приступают к рытью подземных ходов по направлению к городским стенам, чтобы, заложив под них пороховой заряд, подорвать их. Но «слухи», проложенные Фёдором Конём при строительстве оборонительных сооружений Смоленска, из раза в раз помогают всё это обнаружить. Особо удачно действуют защитники города 16 января 1610 года. Точно определив место работ неприятеля, они прорывают от «слуха» навстречу полякам собственный подземный ход, втаскивают туда небольшую пушку, внезапно ломают разделяющую их земляную перемычку, в упор расстреливают противника и, завалив взрывом «место боя», благополучно уходят [68] . 27 января история повторяется, только на этот раз смоляне используют ядро «со смрадом» [69] , то есть начинённое серой и какими-то другими ядовитыми веществами. Прямо химическая атака какая-то! 14 февраля следует очередной подрыв польского подкопа, при этом гибнет руководивший работами французский инженер [70] .
68
В.В. Каргалов «Московские воеводы XVI–XVII вв.», М., издательство «Русское слово», 2002, стр. 189–199.
69
Цит. по: op. cit., стр. 200.
70
Там же.
Но зима с весной приносят Шеину и его товарищам не только радости, но и лишения: в городе достаточно ржи, овса, а также оружия, пороха и боеприпасов, но вот дров и сена не хватает, да и вода плохая. Приходится постоянно делать вылазки, чтобы запастись всем этим, а это неизбежные потери в людях. Но качественной питьевой воды всё равно не хватает, и начинаются болезни: зимой ежедневно хоронят по 30–40 человек, а к весне и вовсе по 100–150 [71] . В массовом порядке умирает скот, в конце концов резко взлетают цены на многие продукты. Плохие вести идут и со стороны Москвы: 3 мая там внезапно умирает один из немногих остававшихся у царя талантливых и победоносных воевод – его 24-летний племянник Михаил Скопин-Шуйский (поговаривают, что он по царскому повелению был отравлен) [72] , на помощь которого так надеялся Шеин. А в конце мая защитники города видят, что в польском лагере появились огромные пушки – осадная артиллерия.
71
Там же.
72
См. Википедию, статью «Скопин-Шуйский, Михаил Васильевич».
По приказу короля командование к тому времени переходит к 55-летнему воеводе Яну Потоцкому (на следующий год ему будет суждено сложить под стенами Смоленска свою голову) [73] . Вскоре к его войску присоединяются ещё около пятнадцати тысяч казаков [74] . Бомбардировка города возобновляется с новой силой – и с более сокрушительными результатами. Но Шеин рук не опускает. Сразу же за городскими каменными стенами по его приказу сооружается вторая, земляная, основу которой составляют деревянные срубы. Воевода резко усиливает артиллерийский обстрел позиций противника, причём так, что поляки оказываются вынужденными рыть свои подкопы лишь по ночам. Защитники города выигрывают ещё несколько недель. Они знают, что им на помощь выступила из Москвы большая царская армия, и ждут её как манны небесной.
73
См. Википедию, статью «Потоцкий, Ян (1555–1611)».
74
«Записки Станислава Немоевского (1606–1608). Рукопись Жолкевского», Рязань, издательство «Александрия», 2006, стр. 402.
Но тут приходит страшная весть: 4 июля под деревней Клушино [75] , примерно в 250 километрах к северо-востоку от Смоленска, царские войска терпят сокрушительное поражение от того же гетмана Жолкевского [76] . А 18 июля [77] огромные ядра польской осадной артиллерии пробивают в городской стене брешь [78] . Шеин знает о катастрофе под Клушино и предлагает переговоры. Он выезжает из города в поле, встречается с польским командованием и заявляет, что готов поступить так, как прикажет ему Москва. Фактически это означает предложение о приостановлении военных действий, но Потоцкий воспринимает это как слабость русского воеводы, на перемирие не соглашается и требует немедленной сдачи. Михаил Борисович возвращается в Смоленск, и через несколько часов начинается штурм. К пролому устремляется немецкая и венгерская пехота, а с другой стороны к стенам бросаются со штурмовыми лестницами запорожцы – это отвлекающий манёвр. Наёмники врываются в пролом, наталкиваются на возведённую Шеиным земляную стену и к полудню откатываются назад (ещё раньше отступают под артиллерийским огнём казаки). Атакующие теряют убитыми около тысячи солдат [79] – потери по понятию тех времён весьма большие. Тут же возобновляется тяжёлая бомбардировка стен, и пролом значительно увеличивается. Потоцкий решается было на второй штурм, но начинается сильный дождь, и он решает повременить – тем более что король, который в это время болел и лежал в постели, сказал ему, что и предыдущий-то приступ проводить не следовало, поскольку, по его мнению, он был плохо подготовлен [80] . Вновь наступает относительное затишье.
75
См. Википедию, статью «Клушино (Смоленская область)»; между прочим, эта деревня – родина Юрия Гагарина (см. там же).
76
См. Википедию, статью «Битва при Клушине».
77
В.В. Каргалов «Московские воеводы XVI–XVII вв.», М., издательство «Русское слово», 2002, стр. 201.
78
«Записки Станислава Немоевского (1606–1608). Рукопись Жолкевского», Рязань, издательство «Александрия», 2006, стр. 403.
79
Там же.
80
Op. cit., стр. 403–404.
Но 11 августа штурм всё-таки происходит, причём самый мощный по числу участников [81] . Его итог, правда, всё тот же. Более того, пехота даже не достигает пролома, казаков ждёт та же участь, а спешенные польские гусары вообще добираются только до рва [82] . Защитники Смоленска ликуют, однако о самом роковом для них известии они ещё не знают: 27 июля царя Василия Шуйского свергают с престола [83] . А ведь это означает, что новым русским государем должен стать королевич Владислав, сын того самого короля Сигизмунда Третьего, который вот уже почти год терпит под стенами Смоленска неудачу за неудачей. Так что ничего хорошего эта новость Шеину не сулит.
81
Информация приводится по русским источникам (см., в частности, В.В. Каргалов «Московские воеводы XVI–XVII вв.», М., издательство «Русское слово», 2002, стр. 202, а также Википедию, статью «Осада Смоленска /1609-1611/»), которые, кстати говоря, свидетельствуют о том, что Потоцкий (очевидно, вопреки воле короля?) всё же провёл свой штурм; таким образом, в соответствии с русскими источниками описываемый приступ был третьим; Жолкевский же ни о нём, ни о втором не упоминает вообще.
82
В.В. Каргалов «Московские воеводы XVI–XVII вв.», М., издательство «Русское слово», 2002, стр. 202.
83
Р.Г. Скрынников «Василий Шуйский», М., ООО «Издательство АСТ», 2002, стр. 367–368.
Ухудшается положение и в осаждённом городе. Уже добрые полгода смолян косит неведомая болезнь. Она начинается в ногах и потом распространяется по всему телу. Люди, выбравшиеся из крепости, чрезвычайно слабы и бледны, но поляки с удивлением отмечают, что для них эта болезнь оказывается не заразной [84] . Объясняется же всё просто. Русские источники пишут: «Грехов же ради наших пришла в Смоленск на людей болезнь великая цинга, потому что не было соли в Смоленске, померли многие, а остались немногие люди» [85] . Главным лекарством от цинги является, как известно, еда, богатая витамином С, так что смолянам нужно было есть не соль, а квашеную капусту да клюкву. Увы, никто об этом в те времена не знал (в том числе, естественно, и поляки)…
84
«Записки Станислава Немоевского (1606–1608). Рукопись Жолкевского», Рязань, издательство «Александрия», 2006, стр. 404.
85
Цит. по: op. cit., стр. 424.
Вплоть до сентября боевые действия замирают. Сигизмунд III остаётся под Смоленском и ждёт послов от московских бояр, которые должны принести ему весть об их готовности принять царём Владислава. Посольство еле тянется: дороги неспокойны, да и дожди в то сырое лето превратили их в болота. Наконец послы предстают перед королём и передают ему долгожданную новость. Привезли они с собой и грамоту Шеину, в которой ему предлагается прекратить сопротивление и принести присягу на верность польскому королевичу. Наш воевода соглашается, посылает к Сигизмунду своих приближённых и интересуется, когда можно будет «целовать крест». Но король неожиданно отвечает, что Смоленск – дело особое, что он уже больше года здесь воюет, поэтому присягать на верность Шеин со смолянами должен и ему, и его сыну да к тому же не прекратить сопротивление, а сдаться. И вообще заявляет, что для защитников города уже и то почётно, что сам государь Речи Посполитой так долго не мог его взять. Это кардинально меняет дело. Вышедшие из крепости жители, уже начавшие было торговать со своими противниками, возвращаются обратно, запирают ворота, и Шеин заявляет, что присягать он готов только в соответствиях с инструкциями из Москвы и до получения иных указаний сражаться продолжит. Русские послы, видя правоту воеводы, давить на него не решаются, но король – в бешенстве (хотя всем очевидно, что он не прав). Умудрённый опытом гетман Жолкевский пытается его урезонить, но Сигизмунд упёрся и стоит на своём [86] .
86
Op. cit., стр. 405–409.
Защитникам города предъявляется ультиматум: либо сдача и присяга и королю, и королевичу, либо разгром и поголовная смерть. Времени им даётся на раздумье три дня. Но вместо ответа смоляне взрывают всю батарею осадных пушек поляков, к которой заранее скрытно прорыли подземный ход [87] .
Штурм опять приходится отложить. Лишь примерно через два месяца король подтягивает к городу новые крупные орудия, и подготовка к приступу активизируется. Сигизмунд III торопится: у него подходят к концу деньги, наёмники без них воевать не будут, а польский сейм выделять новые средства совсем желанием не горит. (В похожей ситуации оказался в декабре 1581 года под Псковом Стефан Баторий, о чём я рассказывал в своём эссе об Иване Грозном.) Атака назначается на начало декабря.
87
В.В. Каргалов «Московские воеводы XVI–XVII вв.», М., издательство «Русское слово», 2002, стр. 205.