Победа достается нелегко
Шрифт:
— Гульхон! Ой-йе! Гульхон!
Это зовет тетушка Зумрат.
— Гульхон! Иди кушать! Гульхон, лагман остынет!
— Хазер! Сейчас!
Гульнара нехотя встает. С тетушкой Зумрат у нее добрые отношения. Она ее любит. Тетушка Зумрат заменяет ей отца и мать. Их Гульнара не помнит. Отец ушел на войну, когда она еще не родилась, и не вернулся. Вместо него накануне Дня Победы принесли клочок бумаги, который убил мать. Она не перенесла горя.
На открытой веранде тетушка постлала толстую шерстяную кошму и расстелила скатерть. На железном подносе горкой громоздились лепешки.
— Келиньг, гузалим! Садись, моя прекрасная!
Гульнара отломила кусок лепешки.
— Какая свежая! Даже еще тепленькая!
— Скажи спасибо Якубджану. Это он принес. Говорит, сам пек.
Гульнара чуть не поперхнулась. Бросила лепешку.
— Опять Якубджан?
— И что ты на него сердишься?
— Терпеть не могу.
— Он хороший. Хозяин хороший. Посмотри на его сад, как он его убрал. А дом? Старая Рабихон говорит, что он все деньги до копейки домой приносит. Водку в рот не берет. Не курит. Его фотография на Доске почета. Якубджан скоро начальником смены станет. Парню двадцать пять лет, а он уже лучший пекарь. И любит тебя. Чем он тебе не пара?
— Не люблю я его. Понимаете, не люблю!
— Ой-йо! Что ты понимаешь в любви? Любовь приходит потом, когда в доме есть достаток и согласие. — Тетушка подала ей касу, наполненную лапшой и залитую мясным бульоном. — Раньше нас не спрашивали о любви. Выплатит жених калым, и делают свадебный той. И ничего, жили. А теперь что? Все по любви да по любви. А любовь, как ситцевое платье, через несколько месяцев уже стареет и рвется.
Гульнара наклонилась над касой и молча ела. Она знала наперед все, что скажет тетушка, и знала также, что она никогда не решится выдать Гульнару замуж без ее согласия.
— Не девичьим делом ты занимаешься. Ой-йе, не девичьим. Тебе в этом году будет девятнадцать. Девятнадцать лет! А ты все без платья по улицам катаешься.
— Не катаюсь, а тренируюсь. И не без платья, а в спортивной форме. Дорогая тетушка, какой вкусный лагман вы сварили!
— Ешь, гузалим. Ешь, моя прекрасная. Вчера приходил Бадарбай-ака, говорил, что собираться надо. Экспедиция в путь готовится.
— Я знаю, тетушка.
Тетушка Зумрат вздохнула:
— Ну что это за работу ты выбрала? Ой-йе!
— Очень хорошая профессия, тетушка.
— Может быть, стара я стала, но думаю, что зря тебе разрешила работать в экспедиции. Ну что за работа? Ездить в пески, ловить всяких гадов ползучих. На них смотреть противно, не то что в руки брать.
— Не гадов, а змей. Яд у них целебный. Этим ядом людей лечат, тетушка.
— Якубджан говорит, что у них место в цеху освобождается.
— А быть пекарем — женское дело?
— Во всяком случае, чистое. В белых халатах там работают. И каждый день домой приходят. А ты как уедешь на неделю, я с ума схожу, переживаю.
— За меня нечего переживать. Не маленькая.
— Вот именно: в голове у тебя еще детства много. А ночью мне снятся нехорошие сны. Все кажется, что змея тебя укусила.
— Если укусит, у нас сыворотка имеется.
— Ты видела, как кого-нибудь кусала змея?
— Нет, тетушка.
— А я видела. У нас в кишлаке был пастух, хороший такой, песни пел. Его укусила гюрза. На второй день умер. И доктор не помог.
— Не беспокойтесь, тетушка, я по-змеиному шипеть умею. Меня она не укусит.
— Все шутишь, а я переживаю.
Из-за глиняного дувала раздался голос Башарот, подруги по велосипедной секции.
— Гульнара! Мы ждем тебя!
— Иду!
Гульнара быстро надела бриджи и свитер, проверила еще раз гоночную машину и, надев через плечо запасную камеру, повела велосипед к калитке.
Желающих заниматься в боксерской секции оказалось много. Руслан не предполагал, что на первое занятие придет столько солдат. В спортивном зале, что находится за казармой, собралось больше двадцати человек. Пришли даже солдаты соседних расчетов. Среди них — классный оператор ефрейтор Пушнадян и коротыш Чашечкин, которого прозвали ходячим сборником анекдотов. Он знал их уйму, и многим казалось, что анекдоты он выдумывает сам. Но так только казалось. У Чашечкина в голосе звучали вопросительные нотки, и каждый анекдот он рассказывал так, словно задавал вопрос. Видимо, поэтому солдаты всегда слушали его с охотой. Они не замечали в нем самоуверенности всезнайки.
Коржавин появился в спортивном зале ровно в шесть часов вечера, как было указано в объявлении, что висело возле дверей солдатской столовой и приглашало желающих заниматься боксом прийти на первую тренировку.
Его сразу же окружили солдаты.
Чашечкин протиснулся вперед. Его круглое лицо самодовольно ухмылялось:
— Руслан, послушай свеженький анекдот!
— Потом.
— Нет, ты послушай!
— После тренировки. — Коржавин заметно волновался: это была первая тренировка, когда он выступал в роли тренера. — А сейчас раздевайтесь!
Солдаты начали снимать одежду. У скамейки выстроились в ряд кирзовые сапоги.
— Руслан, ты слышал вопрос, который сейчас задают?
— Нет, не слышал. Раздевайтесь до трусов.
Пушнадян подмигнул Чашечкину:
— Задай тренеру.
Чашечкин не заставил себя ждать.
— Руслан, что на свете распределено между людьми поровну, и никто не жалуется, что ему дали мало?
Коржавин сделал вид, что не слышит, Чашечкин повторил вопрос.
— Не знаешь?
— Не знаю.
— Ум!
— Что?
— Ум, говорю. Ум распределен между людьми поровну. Еще ни один человек не жаловался, что у него не хватает ума. Все довольны своим умом!
— И ты тоже в их числе? — спросил Коржавин.
— Конечно! Вполне доволен своим умом.
— А мне со стороны видно, что у тебя не хватает, Всего одного шарика. Внимание! — Коржавин захлопал в ладоши. — По росту становись!
Руслан начал занятие с разминки. Упражнения на ходу сменялись короткими пробежками, подскоками, «гусиным шагом». Потом проделали гимнастику из комплекса ГТО.