Победа по очкам
Шрифт:
– Не получилось.
– Почему? – искренне удивился Вася.
– Мы разной крови. – Пафнутьев в упор посмотрел на киллера, тот опять расположился в уголке на корточках – зэковская поза.
– Это мне нравится, – кивнул Вася. – Но не все мне нравится в этом мире, ох, не все, не все, – почти простонал он сквозь зубы.
– А что не нравится?
– Лубовский опять слинял. В Австрии он нынче. Лечится. Если я скажу, что совесть его замучила, ты же мне, Паша, не поверишь. Что у таких людей может болеть… Беспокойство их охватывает время от времени по самым разным поводам. Покойнички снятся, люди вроде тебя достают…
– Его достанешь!
– Паша,
– Ишь ты!
– Да, Паша, да. Так что ты поосторожнее, береги себя, ты еще можешь пользу принести.
– Кому?
– Как кому? – вскинулся Вася в своем углу. – Человечеству. Ты же ведь ему служишь, человечеству? Так что поберегись. Видишь, как он поступает с людьми. – Вася обвел взглядом черные, обгорелые бревна.
– Думаешь, он? – спросил Пафнутьев.
– Паша, прости… Ты дурак? Или прикидываешься?
– Прикидываюсь.
– Тогда ладно, тогда продолжай. Это не самое глупое занятие – дураком прикидываться.
– А я это… Старый по этому делу, – усмехнулся Пафнутьев.
– Ладно, начальник. – Вася поднялся, отряхнул штаны, сквозь оконный провал в стене внимательно осмотрел двор. – Мне пора. Мы с тобой обо всем договорились. Это хорошо, не с каждым удается так быстро все обсудить. Пока. – Он протянул суховатую ладошку. – Как говорит мой знакомый – до скорой встречи на очной ставке.
– Где? – присел от неожиданности Пафнутьев.
– Шутка! – Вася махнул рукой и, не оглядываясь, вышел из дома. Пафнутьев видел, как он, ссутулившись, заворачивая носки туфель внутрь, пересек двор, старательно обходя лужи, оставшиеся после пожарных, и свернул по улице вправо, к платформе электрички. Пафнутьев хотел было окликнуть, остановить Васю, спросить – о чем они с ним все-таки договорились, что обсудили и чем он, собственно, заслужил киллерскую похвалу. Он уже шагнул с крыльца, но что-то его остановило. Пафнутьев вдруг понял – не надо этого делать.
Вася сам, не называя все своими именами, как бы оставлял ему простор для маневра, оставлял свободу действий. Что Вася понял, то и понял, его дела. Он великодушно не стал посвящать в них Пафнутьева. Его слова означали только одно – они союзники, но ничем друг другу не обязаны, и каждый может поступать, как считает нужным.
Это была хорошая позиция, ее и в самом деле можно было назвать великодушной. Вася прекрасно понимал – со следователем прокуратуры можно сотрудничать, но говорить с ним откровенно все-таки не следует. И не из опаски, не из ожидания подлянки с его стороны, вовсе нет. Причина в другом – не надо связывать руки следователю прокуратуры, у него свои проблемы и свой риск в жизни.
***
Упав на переднее сиденье рядом с Андреем, Пафнутьев откинулся на спинку, закрыл глаза и на какое-то время замер в неподвижности. Слишком многое свалилось на его голову за последний час, чтобы принимать решения быстрые, уверенные или хотя бы разумные. Пожар, смерть Ивана Степановича, появление Васи с непонятными предостережениями, спасенный портфель с бумагами Лубовского – все это требовало не просто обдумывания – времени. Пафнутьев вообще считал, что никто и не думает в полном смысле слова, просто надо дождаться момента, когда решение придет само – уже выверенное кем-то там наверху, уже осмысленное и как бы выдержанное, как бывает выдержанным коньяк. Выпить
– Что скажешь, Андрей? – спросил Пафнутьев, не открывая глаз и пребывая все в той же неподвижности.
– А что сказать… Плохо.
– Что будем делать?
– Жить. И не позволять этим заниматься другим.
– Не давать жить другим?
– Вы же знаете, кого я имею в виду. Как они узнали про этот дом, про эту берлогу?
– Вася подозревает, что мог привести «хвост». Во всяком случае, он этого не исключает.
– Вася осторожен в мелочах, – сказал Андрей. – Но по большому счету допускает оплошности.
– Поэтому он тот, кто есть.
– А кто он есть?
– Киллер. Наемный убийца. Но со своим пониманием – что есть хорошо, а что есть плохо. И самое интересное знаешь что? Только ты не удивляйся. – Пафнутьев оттолкнулся от спинки и в упор посмотрел на Андрея. – Наше с ним понимание этих вещей… что есть хорошо, а что есть плохо… Совпадает.
– А что такое хорошо, а что такое плохо?
– Могу сказать… Могу сказать… А почему бы мне этого и не сказать? – Пафнутьев проборматывал незначащие слова, пытаясь сосредоточиться и как-то связно ответить на вопрос Андрея: – Плохо предавать друзей, чем бы ты с ними ни занимался… Плохо отрекаться от друзей. Плохо быть жадным и неблагодарным. Благодарность всегда должна перевешивать добро, которое тебе сделали, она должна перевешивать услугу, которую ты принял. Или не принимай. Или расплатись, или не бери. А расплатиться можно улыбкой, добрым отношением, просто хорошим рукопожатием. Дело не в деньгах или в пластании перед благодетелем. Настоящий благодетель этого от тебя и не ждет, он этого тебе и не позволит. И деньги возьмет далеко не каждый. Бутылку поставь, в конце концов, но сделай это достойно. Напейся с этим человеком – и это я приму. И Вася примет. Но посылать человека с улыбкой или без… Не надо. Не надо, – повторил Пафнутьев, невидяще и зло глядя прямо перед собой в ветровое стекло. – Это плохо. – Он положил оба своих тяжелых кулака на приборную доску. Кулаки были сжаты с такой силой, что побелели.
– А что такое хорошо? – спросил Андрей, чтобы смягчить разговор.
– А все остальное хорошо.
– Нарушение карается?
– И очень сурово.
– Будет кровь?
– Ее и так уже было достаточно. – Пафнутьев кивнул в сторону пожарища. – И еще будет.
– Вам так кажется или вы знаете?
– Знаю.
– И можете остановить?
– Жизнь не остановишь, – усмехнулся наконец Пафнутьев и примиряюще похлопал Андрея по коленке. – Поехали.
– Куда?
– Аркашка. Только это… Поглядывай время от времени в зеркало заднего обзора.
– Павел Николаевич! – укоряюще протянул Андрей. – Да я и так в заднее стекло смотрю чаще, чем в переднее.
– Виноват. – Пафнутьев опять похлопал ладонью по Андреевой коленке.
Даже не видя сзади ничего подозрительного, Андрей время от времени совершал неожиданные маневры, которые отсекали бы нежелательных преследователей, – то сворачивал в неприметный переулок, а через сотню метров нырял в какой-нибудь двор и выезжал уже на другую улицу, то, воспользовавшись небольшим интервалом в потоке машин, резко менял рядность, то сворачивал в противоположную сторону, не предупредив задние машины сигналом. Как и у каждого водителя, у него было достаточно хитростей, которые позволяли оторваться от «хвоста».