Победить любой ценой
Шрифт:
– Разве это сделал не ты? – отозвался я.
– Я застрелил его, потому что он проиграл. А ему была дарована жизнь только при условии, что победителем будет он!
– Кто он такой? – спросил я, холодея всем телом.
Только теперь я начал соображать, что проделала со мной эта нечисть.
– Кукла. [30] «Аквариум» Суворова читал?
Я ничего не ответил. Начитанные отморозки пошли. Выходит, этот Ваня…
– Его во время второй чеченской в плен взяли. Сперва с ним чеченцы тренировались, а потом он кого-то
30
Кукла (сленг армейского спецназа) – по версии литератора В. Суворова (он же перебежчик Резун), кукла – специальный человек для отработки приемов рукопашного боя. В куклы отбирают заключенных, осужденных к высшей мере, или военнопленных, отвечающих боевым требованиям. Кукла должна быть способна оказать сопротивление, не давать зазеваться тренируемым.
– Он готов был меня убить? – спросил я.
– Убить – нет! – усмехнулся старший автоматчик. – Это мы ему запретили. Вот ребра он бы тебе переломал. Или челюсть… Но ты и в самом деле мастер боя! Прими мои поздравления!
Пошел бы ты со своими поздравлениями. Выходит, я своего бил. А он… Тоже своего, получается. Они его, стало быть, в яме или в этом сарае за решетками держали. Откармливали, тренироваться давали. На видео снимали, колизей устраивали, гниды. Сломай мне Ваня челюсть, был бы он сейчас жив.
– Что ты молчишь, боец? – с нарастающим раздражением поинтересовался старший.
– Не люблю я… таких подстав, – зло произнес я.
– Никаких подстав нет, – твердо сказал старший.
Он опустил автомат, поставил его на предохранитель и подошел ко мне вплотную.
– Хашим намекнул, что ты будешь работать с нами. Вот мы и решили посмотреть, каков ты в деле… По-моему, годишься!
Все понятно. Этот небритый, по-хозяйски чувствующий себя в кабинете администратора, и есть Хашим. Тот самый, что заказал Булышева и его агента. Значит, я оказался там, где и должен был оказаться.
– У меня, ребята, свой старшой есть, – напомнил я о Кентавре.
– Тоже жердь. Только потолще тебя… Ты в Чечне бывал? – спросил старший автоматчик.
– Было дело, – не кривя душой, ответил я.
– Я тоже, – кивнул автоматчик. – Только по другую сторону… Но здесь войны нет. Здесь мы воевать не будем. Будем делать дело, бизнес. Согласен?
Я вложил свою ладонь в протянутую широченную лапу. Несмотря ни на что, я, кажется, уже стал «компаньоном».
– Полковника нашего больше нет, – сказал Яков Максимович, откладывая в сторону телефон.
Ребята молчали. Такими вещами не шутят.
– Поскольку мы теперь уже окончательно в автономном плавании… Одним словом, кому такие дела не по душе, может возвращаться домой, – произнес Чабан. – От себя скажу, что мой личный интерес – Абу Салих и его банда.
– Значит, и наш тоже, – ответила Рита Аржанникова. – Да и Валентина надо выручать.
– Ничего с ним не сделают, – твердо произнес Кентавр. – Тот, с кем я говорил, из приблатненных. Такие на откровенный беспредел не идут. Ко всему прочему, мы их реально заинтересовали.
– Полковник не оставил нам никаких связей, – заметил Малышев. – Выходит, лишь на самих себя вся надежда?
– Оно и к лучшему, – сказал Чабан. – Как наркомафия вышла на Булышева? Этого, как я понял, не знал и сам Булышев… Тем лучше, что все связи оборваны!
– Завтра утром я иду в бильярдную и даю согласие доставить товар в «наш регион». Охранять и отвечать за целость. Так? – перешел к делу Кентавр.
– Так, – кивнул Чабан. – Я вот что думаю. Не помешало бы нам еще кое-какие сведения получить.
– Взять «языка», – утвердительно произнес Женя Малышев.
– Почти, – кивнул Чабан. – Но, как сами понимаете, не рядового «духа»… Мне полковник кое-что еще оставил. Под личную, так сказать, ответственность.
Чабан положил в центр стола обычную пачку сигарет серо-зеленого цвета.
– У вас же всегда была рота некурящих? – прищурила карие глаза Рита.
Яков Максимович лишь усмехнулся. Взял сигаретную пачку, аккуратно положил ее на люстру, висящую под потолком.
– Берите по листу бумаги, – распорядился Чабан. – Кто хочет, может рисовать или писать стихи. Лучше хорошие, без мата. На все три минуты, потом лист перевернуть и накрыть ладонями.
Подчиненным ничего другого не оставалось, как выполнять указание. Чабан вышел из комнаты, зашел в ванную, в кухню. Вернулся спустя три минуты с чашкой крепкого чая в руке.
– Миша воспроизвел стихи классика, – кивнув на Кентавра, сказал Чабан, – Малышев нарисовал схему вертолетной площадки, а Маргарита… Даже не знаю, стоит ли говорить?
– Говорите, – пожала плечами Рита, не убирая при этом изящных, совсем не десантных ручек со своего рисунка.
– Маргарита изобразила карикатуру на капитана Малышева. Похожую, но слишком едкую.
– Дай посмотреть! – дернул руку к рисунку Женя.
– Каким образом, Яков Максимыч? – поинтересовался Кентавр.
Чабан снял с люстры сигаретную пачку.
– Тут видеокамера, – пояснил он. – А экран вот здесь! – Чабан продемонстрировал обычную дамскую пудреницу.
Комментариев ни у кого не нашлось. Техника и в самом деле была на грани фантастики.
– М-да, – произнес Малышев, возвращая Рите ее рисунок.
На нем была изображена гротескная фигурка маленького десантника в огромном берете и огромных берцах, больше похожих на клоунские башмаки. У десантника был дурацкий взлохмаченный чубчик и потешно-грозное выражение лица.
– Извини, Женя. Ничего другого в голову не пришло! – произнесла как ни в чем не бывало Рита.
Малышев молчал. Чабан укоризненно поглядел на Аржанникову, но вслух ничего не сказал.
– Значит, завтра Михаил идет в бильярдную. Ну а мы с Ритой и Евгением на разведку местности, – подвел итог Чабан. – Пудреница, разумеется, будет у дамы.
– Так точно! – отозвалась Рита. – Можно отойти ко сну?
– Можно.
Уходя в свою комнату, Маргарита ненавязчиво приблизилась к Женьке и по-детски чмокнула его в лоб.