Победитель крыс
Шрифт:
— Так это все значит неправда! — обрадовался Борис. — Значит, Алек соврал! Тогда я еще больше рад, Эмили…
Она нахмурилась и взяла его за руку.
— Во-первых, я теперь уже навсегда не Эмили, а Ойле. Во-вторых, — говорила она, стискивая его пальцы, — я должна тебе кое-что рассказать, прежде чем мы пройдем в комнату, а в-третьих, не поминай при мне Алека, это отчасти из-за него случилось то, что случилось…
— Но что случилось?! Ведь Алек уже мертв, его крысы убили!..
— Как так?
Борис торопливо рассказал, почти пробормотал историю своих приключений и гибели Алека, он торопился услышать, что такое произошло с Эмили, то есть теперь Ойле.
— Поделом, — сказала она мрачно, выслушав Бориса, — но этим уже ничего не исправишь. Заклятье произнесено, заклятьем на заклятье отвечено, и повернуть уже нельзя. Беда слухов в том, что они часто оказываются верны. Старуха, бабка моя, требовала, чтоб я тебя забыла и за Алека замуж вышла, и закляла меня, что, если я откажусь, то, стоит мне выйти за порог моего жилища, как я превращусь в сову и все дни буду проводить в лесу на дереве, хлопая глазами — луп-луп, — она весьма мило и кокетливо захлопала глазами, показывая как бы она это делала, будь она совой.
Борис сочувственно сжал в ответ ее руку.
— И только ночами, — кивнула она головой, показывая, что принимает его сочувствие, но рассказ все же продолжает, — я сызнова обращусь в красну девицу, девицу-полуношницу, в Ойле, сову-девицу. Помнишь, я в Деревяшке похвасталась, что на меня бабкины заклятья не действуют? Действовать-то на самом деле они действуют, но на всякое заклятье есть ответ. Я и ответила, что раз так, то я и не выйду из своих апартаментов, но зато и ни один враг не переступит моего порога, что мой дом будет убежищем для друзей, и что ночи напролет мы будем петь и веселиться, а все Крысы и все злыдни пусть сдохнут от ярости, если захотят проникнуть ко мне — для них это безнадежно. Бабка вначале рвала и метала, потом поуспокоилась и сказала, что она все равно меня перехитрит и как-нибудь да приспособит мое заклятье себе на пользу, крутилась, крутилась около сарая, потом плюнула, села на помело да и улетела по своим делам. А мы пока и в самом деле поем и веселимся. Я ведь и без того всегда была полуношницей. Ты ведь меня утром встретил, когда я еще и спать не ложилась. Помнишь? — она вдруг покраснела, смутилась. И Борис понял, что значит это воспоминание дорого ей, раз смутило ее.
И, смутившись, не давая ему ответить, она еще крепче сжала ему пальцы и повела за руку по коридору мимо закрытой комнаты в комнату напротив кухни. Там стояли кушетка, стол, уставленный бутылками, стаканами, рюмками и всяческой снедью, два кресла, стулья. Саша, облокотившись о стол, сидел на стуле, а Саня — на кушетке, откинувшись на подушки и обнимая красивую блондинку. Рядом с Сашей сидела полная шатенка с родинкой на щеке и мечтательным взглядом.
— А вот и он, — вскричала блондинка, высвобождаясь из-под Саниной руки и захлопав в ладоши.
— Здорово, — сказал и Саня, выпрямляясь, — ты вернулся? Ну тогда привет Победителю!
— Не болтай! — прервал его опять-таки довольно грубо Саша. — Какой он Победитель!.. Опять с нами оказался. Так никуда и не дошел. Эх, тоска!.. И Деревяшку на ремонт закрыли — пойти некуда! Давай выпьем!
— А куда тебе идти? Тебе что, здесь плохо? — тут же спикировал на него Саня. — Сиди и пей! А Борис — Победитель, что бы ты там ни говорил! Я уверен в этом!
— Ты и вправду до Мудреца дошел? — спросил Саша, опуская поднесенную было ко рту рюмку с влагой.
— Дошел, — кивнул Борис.
— Да что ж ты стоишь? Садись. Это надо отметить. Такое событие отметить надо!
— Эх, и загуляем теперь! Неделю гулять будем! Что я тебе говорил! — радостно кричал Саня. — Садись, Ойле, рядом, будем песни петь, водку пить!
Они словно поменялись ролями, как клоуны в цирке, — думал Борис, садясь в кресло, — то Саня на меня наскакивал, а Саша защищал, а теперь все наоборот.
— Вы и вправду до Мудреца дошли? — спросила томно полная шатенка. — Сейчас я вам салату положу, рыбки, колбаски…
— Ой, пусть расскажет! — верещала полная блондинка.
— Пусть сначала выпьет, — сурово сказал Саша. — Ты думаешь, это так просто — пробиться к Мудрецу?
— Я не хочу пить, — сказал Борис, посмотрев на Ойле, которая молча сидела в углу кушетки, не вмешиваясь в разговор и положив рядом с собой гитару.
— Не хочешь пить — не пой! — веселился Саня. — Только выпей!
— Не приставай к человеку, — снова оборвал его Саша. — Пусть, что хочет, то и делает. То, что он совершил, это же… это же не просто подвиг, это выше. Он же единственный, кто добрался до Мудреца. Это — событие! Поэтому давайте за него выпьем! Я только хочу сказать тост. Если Ойле мне позволит, — он церемонно поклонился Ойле.
Она пожала плечами:
— Говори, если хочешь.
— Так вот, Борис, я хочу сказать тост о тебе. Есть люди мечты и есть люди дела. Одни мечтают, ничего не делая, другие делают, не задумываясь о том, зачем они это делают, безо всякой высокой цели. А есть люди, их мало, их единицы, которых ведет великая цель, которые, преодолевая собственные слабости и колебания, жертвуют всем ради ее исполнения и добиваются победы, и не удивительно, что их победа оказывается важной для всех людей. Я не стану спрашивать тебя, какие трудности пришлось тебе перенести, чтоб добраться до Мудреца, главное, что ты добрался. И вот за тебя, за твою победу, ибо ты совершил то, о чем и мы мечтали, но совершить так и не сумели, я и хочу сейчас выпить. Провозглашаю тост: ура — Борису!
— Борису — ура! — подхватили и все остальные; Саня, девицы, даже Ойле потянулись к нему своими бокалами чокаться.
Борис старательно чокался с каждой протянутой рюмкой. У него кружилась голова от приятных слов и всеобщего восхищения. Он смотрел на стол, заставленный наполовину опустошенными бутылками, в которых плавали зеленые змееныши, на раскрасневшиеся и потные лица окружавших его людей, и слова, которые вертелись у него на языке, что рано радоваться, что главного-то он пока еще не совершил, вдруг вылетели у него из головы. Все было хорошо, радостно и празднично.
— Давайте петь и веселиться, — кричал Саня, — давайте жизнию играть, пусть чернь тупая суетится, не нам безумной подражать! Спой, Ойле! И ты, Борис, подтяни!
— Да я не умею петь.
— Не умеешь петь — не пей! Спой только!
— Сил нет, — улыбнулся виновато Борис. Он вдруг почувствовал, что и впрямь устал так, что рта не раскрыть. — Я бы лучше отдохнул немного, полежал, поспал.
— Кто же против? И отдохнешь тоже. Ты заслужил, — важным голосом, полным заботы, сказал Саня.
— Только пусть он вначале расскажет про свой подвиг, а потом уж отдыхает, — жеманно и капризно требовала блондинка, розовая и гладкокожая, как и все юные блондинки, непонятно к кому обращаясь, но подавшись вперед и пожирая Бориса глазами.