Победитель. Апология
Шрифт:
Своими торопливыми копейками ты, наверное, ускорил его смерть, но, знай ты тогда, какая жуть это — умирать одному, пришел бы в больницу, только не с соком, как племянница — или кто там она ему? — Ольга, а с четвертинкой. Пусть бы выпил, раз все равно никаких надежд, только бы не глядел, обмирая от страха, пожелтевшими глазами.
Визжат трамвайные колеса на повороте, как полтора десятилетия назад. Не хандри, Рябов! Видишь, птица летит, тяжело и устало, на ночлег. Одинокая птица в огромном небе. Это символ, капитан, не правда ли?
Братец, обласканный и счастливый, выползает наружу. Веселишься ему в лицо.
— Порадовал супругу Лидию?
Молча погружает в тебя взгляд: все глубже, глубже — через зрачок, через глазной нерв, в самое сердце.
— Так что супруга Лидия? — не унимаешься ты.
А сердце, между прочим, напоминает фигу. Живую жилистую фигу с синим пальцем. Удовлетворен братец?
Выходите за ворота. Все звенит и смеется вокруг.
— Послушай, у меня к тебе просьба. — Прекрасно! Ты обожаешь, когда к тебе обращаются с просьбами. — Что купила мне Поля?
Это и есть просьба?
— Хрустящий целлофан, в котором упакованы носки и еще что-то. Возможно, абрикосовый джем.
Страдальчески кривится бородатое лицо. У меня просьба, а ты со своим плебейским остроумием.
— Ты бы мог взять все это и отнести Поле?
В лужу наступаешь, обескураженный.
— Поле отнести?
Не удостаивает ответом. По-моему, я сказал достаточно ясно.
Яснее некуда. Поругался с любимой няней? Исключено.
«Надо учиться любить у Поли. Она любит не за что-то — просто любит. Меня, во всяком случае, никто так не любил — ни женщины, ни тем более мать. С точки зрения матери у меня недостаточно развито чувство гражданственности. Я недостоин ее любви».
Мама тоже так считает — недостоин, и оттого, принося, к своему стыдливому изумлению, вместо сорок первого размера сорок третий, смущается, а кончик носа розовеет. Оттого не оспаривает слов: «Нет, мама, ребенку нужна любовь. Любовь! Ты не понимаешь этого. Я говорю страшные вещи, но это правда — ты не понимаешь», — не оспаривает, но пальцы опущенных рук быстро бегают, норовя схватить что-то, а поднятое директорское лицо с поджатыми губами непроницаемо и сурово. Бедная мама — как уследить сразу за лицом и пальцами!
— Поля без подарка не придет. Купит еще один.
— Но ведь она подарила уже. — Ты чувствуешь себя идиотом. Удивительно светлое чувство!
— Поля без подарка не придет. — Тихо и четко, сквозь зубы. Нельзя не понимать такие элементарные вещи!
— Я должен вернуть ей подарок, чтобы она самолично вручила его тебе?
— Да.
Где ты читал, что только отсутствием чувства юмора можно объяснить появление в Заполярье стеклянных аэровокзалов?
— И ты еще раз поблагодаришь ее, на этот раз публично?
Лица, трамваи, шапки, лакированные сапожки, звон и многоголосье. Муравейник.
— Пожалуйста, сделай это с утра. — Поразительно, каким учтивым может быть братец.
— А почему бы тебе
— Напрасно ты так, старик. — Растерянно замедляешь па. — Поля тебя тоже любит. Она всегда спрашивает о тебе. Просто она стесняется тебя. Если б ты знал, как она гордится тобой! У нее даже твои статьи есть — из газеты вырезала.
Получил? Так тебе, поделом! Пляши же, пляши дальше!
— Да и Осин… к тебе с уважением относится. Его жена спрашивала о тебе. Они все тебя большим человеком считают — потому так сдержанны с тобой. Боятся назойливыми показаться. А я для них тот же Андрюха, хоть и бороду отпустил. Шалопай.
Доплясался? Вскачь несется галдящая улица — с людьми, капелью, смехом, машинами, и все мимо, мимо. Все — мимо, а ты на месте, ты уже давно на месте, один, а всем кажется, ты летишь вперед. А может, и впрямь летишь? Может, и впрямь обогнал всех, и потому-то — только потому! — один?
Братец по плечу хлопает — подбадривает.
— Выше голову, старина!
Выше? Он сказал: выше?
— Вот так, да? — И, двумя пальцами схватив его за бороду, тянешь вверх. Братец опешил, глядит на тебя почти с ужасом, а ты смеешься и дергаешь его за бороду.
— Выше! — ликуешь ты. — Еще выше! — Пока он, придя наконец в себя, не отталкивает твою руку.
10
Борода, живописные длинные волосы с проседью — вид ресторанного завсегдатая, а официантка к тебе подошла. Или на расстоянии чуют платежеспособность клиента? Взглядом к брату отсылаешь. Поворачивается — с карандашным огрызком наготове. Андрей Рябов прокладывает между бровями озабоченную складку.
— Осетрина, — читает он. — Отварная или балык?
Сколько требовательного внимания в поднятом на официантку тяжелом взгляде! Куда тебе, мальчик! — досюда ты не допрыгнешь никогда. Все богатство своей артистической натуры передал старшему сыну диктор областного радио.
«Пока нет дам, ты, может быть, проинструктируешь меня? Я могу пригласить на завтра твоих родителей? От твоего имени?» — «Она не пойдет». — Ни грана сомнения в нравственной стойкости директора кондитерской фабрики. «А он?» Не отвечает. Ветер треплет неприкрытые волосы. Руки в карманах пальто. «Идут».