Победитель. Апология
Шрифт:
— Курить есть? — Коренастый, в заячьей шапке. Сперва его сбить: маленькие — злее и жилистей.
— Нету. — Чистосердечно раскаиваешься в этом.
— А может, поищешь?
Длинный помалкивает, всматривается. Ухмыляясь, разводишь руками, но до конца не опускаешь. Неприметно отводишь назад правую ногу.
— Нету, ребята. Не научился. Вы уж простите меня. Лужа слева. Поосторожнее, иначе шапочка из мохера — гордость твоего туалета — угодит в воду.
— Пойдем! — Длинный за локоть берет коренастого соратника.
— Постой! — Высвобождает руку. — Деньги есть?
— Конечно, —
— Пойдем, Миша! — За обе руки держит. Тот вырывается, вернее — делает вид, что вырывается. Взглядом пронзает тебя.
— Я могу идти?
— Да-да, — торопится длинный. — Извини, парень.
— Пожалуйста. — Вежливо благодаришь наклоном головы, удаляешься.
— Напрасно удержал меня. — В спину, зло. — Я б пощекотал его, гада!
«Физически ты смел, не спорю, но, может быть, это даже не смелость». — «Нет, конечно». Двоих ты обесточил сразу, а с третьим пришлось повозиться: он успел шмякнуть тебя камнем по плечу. Потом ты огляделся. Братца не было поблизости. Ты прошел с полквартала, прежде чем он виновато окликнул тебя. «Мне показалось, ты тоже убежал. У меня кровь пошла, я не видел ничего. Вот». Платок, темный от крови. Ты протянул ему свой. «Правильно сделал. Ты бы только мешал нам. Сядь и запрокинь голову». — «Какой я подонок! Никогда не прощу себе этого». — «Простишь». — «Физически ты смел, не спорю, но, может, это даже не смелость».
— Нет закурить?
Опять? Но не громила, нет — услышав твое «не курю», торопится дальше. Со свидания?
«Первый автобус приходит к нам в половине десятого».
И суток не прошло — одиннадцать только. Сейчас завернешь и увидишь свет в окнах. Или только в одном окне — у стариков. Жена спит. А впрочем: «Постарайся пораньше, я буду ждать». Верит жена; вне подозрений твоя нравственность.
«Я напишу тебе, если не смогу приехать». — «Не надо». — «Что?» — «Не надо писать». — «Почему? Всякое может случиться». Ты предусмотрителен. «Не надо. Что не сможешь приехать, не надо писать».
Странно, что ты никак не можешь представить себе ее лицо. Золотистые и прямые, до плеч, волосы, а брови темные… Но ведь это не девочка из Жаброва, это — Люда, самая красивая женщина института. Она-то тут при чем? По театрам шастает Люда с твоим молочным братом, и это прекрасно. Да здравствует искусство! Ты сам завтра предложишь ей билеты на югославскую эстраду — добрый и великодушный, как господь бог.
Свет — во всех окнах. Не спят. Блудного сына ждут. Мужа, блудного.
Автобус с потушенными огнями — и вчера стоял на этом же месте. Шофер живет?
«Что не сможешь приехать, не надо писать».
Ты глупец и трус — как смел ты подумать, что не поедешь в Жаброво? Ресторанный чад, сигареты, бесстыжая музыка… Маски, карнавал — возможно, но какое отношение имеет ко всему этому девочка из Жаброва?
«Вы разве не знаете? Архипенко на студентке женится — с пятого курса. Жена жалобу в партком написала».
Выбрось глупости из головы: еще минута, и ты предстанешь перед супругой — утомленный и деловой. Кстати, ты все еще дуешься на нее — не забыл?
12
У
— Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе…
Запах ванили и свежей выпечки — радостям хобби предавался диктор областного радио. Внимаешь, исподволь расстегивая пальто.
— …Обратясь к кавалеру намеренно-резко,
Ты сказала: и этот влюблен.
Захлопывает книжку. Можно дух перевести. Снимаешь пальто.
— Гордись, сын мой: твой отец создал сегодня шедевр.
Профаны работают на телевидении — такому мастеру отказать!
— Поздравляю. Шедевр декламации? Или кулинарии? — Втягиваешь носом воздух.
— Ага, почувствовал! Запах, один запах чего стоит! А шедевры декламации, между прочим, отец ваш всю жизнь создавал.
Не твой — ваш. Канун тридцатилетия дает знать о себе? «Я могу на завтра пригласить твоих родителей? От своего имени, если хочешь». — «Она не пойдет». — «А он?»
Вкусно прищелкиваешь языком, оценивая запах. Не миновать дегустации — после ресторанного-то ужина!
Супруга не выходит. Побудь с родителями, Станислав, — я не ревнива; к тому же у нас с тобой целая ночь впереди.
«В субботу уезжаю. Одного нашего сотрудника навестить надо. Он в санатории». — «Это далеко?» — «Да. — Во сколько последний автобус из Жаброва? — Возможно, не управлюсь одним днем».
Заглядываешь в комнату родителей. Директор фабрики на посту — в очках, над бумагами.
— Привет!
Заметив пальцем место в ведомости, оценивающе глядит поверх очков.
— Добрый вечер.
На мой материнский взгляд, что-то ты и сегодня странен. Уж не пошел ли ты по стопам старшего брата? «У тебя семья, ребенок, и ты предаешь все ради минутной прихоти. Мне стыдно, что ты мой сын».
— Мать, скажи-ка ему, как пирог.
— Вкусный. — Склоняется над бумагами — работа не ждет. Учись, Рябов: истинный руководитель всегда на вахте.
«Нет, Станислав Максимович, этот разговор нельзя комкать. Завтра поговорим, с утра — вы не возражаете?» Идя к Марго, ты уже будешь знать все.
Отцу не терпится, когда ты оценишь его шедевр. Вымыв руки, бодро направляешься в кухню. Мужественно приступаешь. Не оплошай — видишь, с каким проницательным вниманием глядит на тебя автор.
Киваешь со знанием дела — гурман! Еще раз — уловил новый нюанс. Папа ликует.
— Мать три куска съела.
Еще бы! Такой вершины ей не покорить. Всю жизнь кормила вас переваренной лапшой или недожаренными котлетами. Не потому ли на склоне лет отец ударился в кухонное искусство?
— Знаешь, что было последней книгой Александра Дюма? — Кажется, этот продукт и впрямь недурствен. — Дюма-отца, прославленного автора «Трех мушкетеров»? «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо», «Королева Марго»…