Победитель
Шрифт:
Выйдя из казармы и прошагав несколько десятков метров, Князев резко остановился.
– Кто разрабатывал эту операцию?! Это преступление! Или предательство! Не обеспечены ни пути отхода, ни прикрытие! Кто поможет в случае необходимости?!
Иван Иванович бросил на него злой взгляд.
– Никто не поможет! Некому помогать!.. В случае необходимости!.. В случае необходимости пусть пешком в Москву топают!
– Слушай, ты! – тихо сказал Князев. – Я сам без отца вырос. Тоже небось вот такие храбрые его в бой посылали! Тебе хоть понятно, что на гибель людей
– Это не люди, а профессионалы! – отрезал Иван Иванович. – А если не профессионалы, так давай с ними! Ты их учил, ты и иди! Сопли им будешь утирать!..
Сжав зубы и кулаки, Князев подался вперед… и, посмотрев на Ивана Ивановича так, что тот невольно прижмурился, резко повернулся и пошел в сторону КП.
* * *
Хафизулла Амин в одних трусах лежал на огромной кровати в своей спальне, обставленной инкрустированной мебелью, устеленной коврами. Шторы на окнах были опущены. Горела люстра, несколько настенных бра и торшеров.
В венах Генсека торчали иглы двух капельниц.
Вера пристроила новые бутылки с физраствором в проем между спинкой кровати и стеной.
Кузнецов стоял у дверей, где в коридоре виднелись охранники и какой-то растерянный человек в европейском костюме. Он все время мелко кивал и подобострастно улыбался.
– Воды, говорю, воды! Много горячей воды! – повторял Кузнецов. – Да чтоб тебя! Аб, аб, аби гарм, говорю!
* * *
БТРы “мусульманского” батальона уже выстроились в колонну. Двигатели работали на малом газу. Фары были погашены.
По двору бегали связисты, тянули куда-то провода.
Над дворцом Тадж-Бек угасал последний отблеск заката.
Внизу, в долине, сияла россыпь огней Кабула.
ДВОРЕЦ ТАДЖ-БЕК, 27 ДЕКАБРЯ 1979 г., 19 часов 33 минуты
Неожиданно из самого центра города вырвался узкий, как штык, фонтан огня.
Через несколько секунд долетел тяжелый, с отголосками, рассыпчатый грохот.
* * *
– Ну, можно сказать, вытянули, – устало сказал Кузнецов, садясь на стул возле кровати и глядя на чуть порозовевшее лицо Амина. – Почки выдержали, моча отходит… К утру будет как огурчик. Но все же пару дней ему придется полежать…
Неожиданно послышался дальний грохот взрыва, и оконные стекла задребезжали.
Человек в европейском костюме вздрогнул.
Кузнецов поднял голову, прислушиваясь.
В окне стали видны какие-то огненные сполохи… Снова послышался грохот – теперь беспрестанный, раскатистый… И какой-то дикий визг – как будто сказочный великан изо всех сил водил по сказочной тарелке сказочным ножом… Потом чей-то невнятный крик…
Вера едва не уронила банку с физраствором.
Расталкивая охранников, в спальню вбежал Алексеенко. Лицо у него было совершенно оторопелое.
Амин мучительно приоткрыл глаза. Снова закрыл.
– Что это?! – в ужасе спросила Вера.
– Стрельба
– Хорошо бы, – ответил тот. – Но не уверен. Гвоздят как бешеные!..
– Господи! – испуганно сказала Вера. – А что так воет-то?!
Да, они не знали, а это просто зенитные самоходные установки “Шилки” открыли огонь по сиявшей в сумерках белой глыбе дворца Тадж-Бек. Это их душераздирающий вой летел над холмами, будто крик фантастического зверя, вопящего от злобы и ярости.
К дворцу летели струи огня – это были трассеры пуль и снарядов.
Веерами разлеталась от стен штукатурка.
Разрывы казались багрово-красными бутонами.
И водопады стекол, празднично сверкая, летели вниз!..
Серпантин
Две колонны бронетехники стояли следующим порядком: в первой пять БМП и один БТР, во второй, справа от первой, – еще четыре БТРа. Двигатели глухо работали на холостом ходу, десантные двери были распахнуты.
Мимо протрусили солдаты “мусульманского” батальона – в касках, с автоматами в руках. За ними бежал Шукуров в танковом шлеме и с автоматом на плече.
– К машинам! Бегом! – кричал он.
ДВОРЕЦ ТАДЖ-БЕК, 27 ДЕКАБРЯ 1979 г., 19 часов 39 минут
В темное небо взвились сигнальные ракеты.
Из выхлопного коллектора ближайшей БМП с глухим рыком вылетали плотные сгустки дыма.
Бойцы быстро грузились на машины, исчезая в люках.
Вот, хватаясь за скобы, на броню БТРа вскарабкались Симонов и Голубков.
Ромашов в своей уникально-экспериментальной каске-“сфере” с поднятым забралом стоял на броне БМП, подгоняя бойцов.
– По местам! Живей! Живей!
Первухин, Аникин, Епишев друг за другом исчезли в десантном отделении. Последним ввалился Плетнев. Он оказался крайним у двери. Потянулся было закрыть, но увидел Князева. Князев бежал к машинам – в каске и ставшей уже привычной кожаной куртке. Плетнев уж потом узнал, что она у него была вроде талисмана: надевал всегда, как предстояло встретить опасность. И та же деревянная кобура “стечкина” на ремне через плечо.
– Стой! – закричал Князев издалека.
Ромашов повернул голову.
– Григорий Трофимович, куда?! Вы же должны быть на командном пункте!..
– Нет, с вами поеду! – ответил Князев, пролезая в двери десантного отделения и переводя дух. – Не могу, ребята! Я за вас отвечаю! Фу, забегался!
Ромашов, не зная что сказать, только безнадежно махнул рукой.
Радист – сержант “мусульманского” батальона – напряженно вслушивался в неразборчивый хрип, доносившийся из наушников. Вот высунулся из командирского люка и сдвинул шлемофон на затылок.
– Товарищ майор! Команда “Вперед”! – заорал он, перекрикивая рев моторов.
Ромашов прыгнул в десантный люк, хлопнул механика-водителя по шлему. Люки закрылись с гулким стуком.