Победитель
Шрифт:
– Говорит, лучше бы сигарет дал, – с мстительной невозмутимостью ответил Пак. – Или денег. Ну что, пошли?
* * *
Двенадцать курсантов построились на поляне перед огневым рубежом.
Архипов, Пак, Плетнев и командир-афганец встали перед строем.
– В прошлый раз вы изучили основы стрельбы, – сказал Пак на дари. – Сегодня переходим к практическим занятиям.
Курсанты разбились на три четверки. Начались стрельбы.
Отстрелявшиеся перемещались назад, а на огневой
Плетнев, Пак и Архипов стояли за их спинами, поправляя и помогая.
Выстрелы гремели один за другим – но все больше бестолковые.
– Да, Николай, – в конце концов сказал Плетнев. – Видно, твоя теория им на пользу не пошла…
Он только расстроенно махнул рукой:
– Чурбаны!..
Вторая четверка отошла в сторону, возбужденно переговариваясь.
– Жалуются, что автоматы плохие, – заметил Витя Пак. – Мушки, говорят, сбиты.
– Что?! – возмутился Архипов. – Ах вы, дурилки деревянные! Ну-ка построй их!
Пак скомандовал офицеру-афганцу. Офицер скомандовал курсантам. Курсанты построились в шеренгу.
– Тут кто-то недоволен автоматами? – спросил Архипов, хмурясь. – Автомат Калашникова – самое лучшее в мире оружие! При любых условиях надежен и безотказен!
Витя перевел.
– Все зависит от стрелка! Сейчас я покажу, как стреляет автомат Калашникова!
Плетнев тоже знал, что все зависит от стрелка, и поэтому взмолился шепотом, так кривя губы, чтобы никто не заметил:
– Коля! Может, не надо?!
Архипов, не поворачивая головы и так же кривя губы, ответил тихо и яростно:
– Товарищ старший лейтенант! Знайте свое место! Я старший по званию!
Пак смотрел на него с совершенно детской улыбкой.
Плетнев вздохнул.
* * *
Занятия кончились. По склону от стрельбища к КПП петляла засыпанная гравием дорожка. Спешить не хотелось – день был не очень жаркий, а здесь, на окраине, у подножия холма, заросшего зеленью, и вовсе радовал сердце. Архипов и Пак, окруженные курсантами, шагали впереди, Плетнев с Хафизом и Камолом – чуть поодаль.
Правда, Архипов время от времени оборачивался и недовольно поглядывал. Но Плетнев решил не обращать на него внимания.
Камол улыбнулся и что-то спросил.
– Спрашивает, помните ли, – перевел Хафиз, – как учили удавкой работать?
Плетнев кивнул, и Камол принялся радостно рассказывать, а Хафиз – переводить.
– Говорит, вчера ночью пришли арестовывать одного опасного парчамиста. Он хотел убежать, а Камол как прыгнул на него с крыши! И веревкой за горло, как вы учили. Говорит, у парчамиста язык вылез вот на столько! – И он точно повторил жест рассказчика, показав пальцами что-то в размер небольшого огурца, а потом пожал плечами: мол, вот такой он, Камол-то наш. – Ему потом, говорит, все завидовали. И начальник похвалил.
Плетнев долго откашливался.
– Ну понятно… Да уж… На пользу пошло учение…
Камол жизнерадостно оскалился, мелко покивал и побежал
Они шагали молча. Неожиданно Хафиз сказал, заметно волнуясь:
– Много людей арестовывают!.. Если сосед донесет, что ты “парчамист”, – тут же арест. Дом конфискуют. Родственников тоже берут. Кого сразу расстреливают, кого в тюрьму… Неизвестно еще, кому лучше! Тюрьма Пули-Чархи – это ад!.. Или хуже ада! Вы не можете себе вообразить, что там делают с людьми!.. И за всем этим стоит Хафизулла Амин! Нельзя верить Амину! Он враг народа! Он хочет погубить революцию!
– Гм, – осторожно высказался Плетнев, хоть ему и казалось, что он говорит искренне. – Это серьезные обвинения…
– Если вы меня выдадите, мне конец, – оглянувшись, шепотом сказал Хафиз. – Но я верю вам. Я скажу.
Он замедлил шаг.
– Амин хочет убить Тараки, нашего вождя! В аэропорту, когда Тараки прибудет из Москвы! Прямо около самолета… Имейте в виду, у Амина всюду свои люди! Он следит за всеми! Вы наши советские друзья, вы никогда не обманываете! Вы должны помочь!..
* * *
При выезде на набережную случился затор. Минут десять жарились на солнцепеке. Плетнев то и дело поглядывал на часы. Архипов вытер платком шею и долго и брезгливо его рассматривал. Потом вздохнул:
– Ну и пылища… За что все эти муки терпим? Пыль, жара, а ты еще этих баранов учи! – Повернулся к Паку и подмигнул: – А? Зачем?
– Приказ, – с бесстрастностью Будды ответил Витя.
Плетнев молча вел машину – то есть дергался то на метр, то на полметра, следуя за изнемогающим потоком автомобилей и повозок.
– А что приказ? Ты же и уволиться можешь. Не хочу, мол, ни жары, ни пыли вашей, ни приказы выполнять! Увольте меня – и все тут. А ведь не увольняешься?
Пак хмыкнул:
– Уволься!.. А потом что?
– Во! – обрадовался Архипов. – То-то и оно! Что потом? Сейчас ты кто? Не здесь, конечно, – морщась, пояснил он, – а в Союзе! В Союзе ты офицер КГБ! У-у-у! Гаишник остановил, ты ему ксиву в нос – цепенеет! В ресторан очередь – по барабану! – Архипов жизнерадостно хихикнул. – Я вот, помню, резину новую не мог купить. Езжу на лысой. Ну не достанешь же ни хрена. Потом думаю: да что ж я мыкаюсь как саврас по магазинам! И на базу! Кто главный?.. Один раз удостоверением махнул – так, слышь, третий год бесплатно на дом привозят! А ты говоришь!..
Слушать было довольно противно (хоть Плетнев и не мог не признать определенной его правоты), но пробка наконец-то рассосалась, они пролетели набережную и скоро выбрались на проспект Дар-уль-Аман.
– Черт! – спохватился Архипов. – Ребята арбузов просили привезти! Давай-ка высади меня, а сами сгоняйте.
– Я к Симонову должен зайти, – возразил Плетнев, взглянув на часы. – Срочное дело.
– Ничего, пять минут потерпит твое дело. Срочнее будет!..
Плетнев резко остановился у ворот.