Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА I
Шрифт:
Какая разница. Какая разница, где правда, а где ложь. Разве вся предыдущая жизнь не приучила меня к разочарованиям? То, что сегодня мнится правдой, завтра обесценивается, наполняется пустотой.
Я просто не хотел оставаться один, Красавчик. Я не мог вынести этого удара. Жить, когда тебя бросили. Есть, пить, ходить на службу – и знать, знать, знать, что твою любовь растоптали. И тот, кто растоптал, тоже живет себе в удовольствие. Потягивается, просыпаясь. Улыбается. Позволяет кому-то ерошить волосы.
Все, что я говорил тебе о любви, тоже ложь.
Ревность, пушистик. Ревность, а не любовь. Я ненавидел тебя и мир за то, что вы – вместе, неразделимы. И эта ненависть убила тебя. Потому что любовь – она не должна уметь убивать.
Я ненавидел тебя, Красавчик. И вот он, финал, который воплотил все мои страхи. Ты покинул мой замок. И тебя больше нет.
А я остался один. И теперь, став убийцей, я вдруг отчетливо и резко понимаю, как мучительно режет мне руки ремень. Каким ледяным дыханием веет от пола. Как ноет от побоев правый бок – уж не сломано ли ребро. Я понимаю вдруг, как не хочется мне вслед за тобой, пушистик.
Жить! Несмотря ни на что. Я теперь свободен от ненависти, разъедавшей душу. И от любви, которую придумал. Теперь только и следует жить. Радоваться самому факту своего существования. Радоваться свободе, разрешающей все.
Могучая радость – оттого, что я жив, – захлестнула меня. И сразу же была раздавлена волной ужаса: я выдал Котенку эту чертову высшую тайну. Я выболтал ему все.
Я выболтал ему все в минуту, когда правдой была истеричная убежденность в том, что я не переживу потери. В том, что за убийство я должен сам себя наказать. Что мосты сожжены.
Это ты мстишь мне, Красавчик, за выстрел, тянешь в промозглый, влажный холод смерти. Ты умер, глупый, самолюбивый, эгоистичный, избалованный Красавчик, а ненависть не умерла. И я хочу, хочу, до скрежета зубовного, до глухого стона, вырывающегося из забитого тряпкой рта, хочу ненавидеть! Я убил бы тебя еще раз, убивал бы снова и снова.
Котенок подбросил дров в костер и отправился открывать дверь. Что у нас за гости? Вот это да. Майор собственной персоной.
«Ну, здравствуй, сынок, – ласково сказал Майор. – Опусти автомат, я пришел без оружия, как ты велел».
Он обошел вокруг костра и присел возле меня на корточки: «А Доктору-то крепко досталось. Это ты его так разукрасил?».
Идиот долговязый. Нет, это Лох всемилостивейший и милосердный меня ногами по морде пинал.
«Отойдите от него подальше. Отойдите и слушайте. Мне нужна точная карта острова, залива и окрестностей – это раз. Нужны мои личные документы и деньги – это два. И мне нужен беспрепятственный доступ к подводной капсуле – это три. Капсула должна быть как положено подготовлена к рейсу. Взамен получите своего Доктора вместе с вашей высшей тайной».
«С высшей тайной? Этот предатель
Майор даже не взглянул на меня.
«Рассказал. Много о чем рассказал».
Стало слышно, как потрескивают дрова. Майор протянул к огню руки: «Ну что ж, понятно. А почему ты вызвал меня, а не Полковника, сынок?».
«Потому что они вместе – Полковник и Доктор – подстроили мой побег. Подтолкнули меня».
Чего еще было ждать от этого слюнтяя, страдальца по материной юбке? Он все выложил Майору. Никаких проблем. Все, что я ему разболтал. Привалило Майору счастье. Как же он разулыбался. Точь-в-точь, как та богатая уродина, которой я вкатил смертельную дозу. Вот что значит увидеть в беспросветной тьме сияющие новые горизонты!
«Велик Лох, и нет бога, кроме него. Ты невиновен перед лицом Лоха. Я запишу все, что ты сейчас сказал, ты скрепишь эту бумагу своей подписью и сможешь вновь спокойно готовиться к выполнению долга мученика. Я тебе твердо обещаю это. А истинных виновников мы покараем».
«Я не хочу возвращаться. Я не хочу бороться с нечистыми, пока моя мать остается без защиты и ухода. И на самом деле… На самом деле я совсем не хочу воевать. Я хочу на свободу».
Майор вскочил, выпрямился во весь свой двухметровый рост.
«Да что ты такое говоришь! Мы же вместе учили откровения, запечатленные в святой Лохани нашей веры. Вспомни! „Истинно свободен лишь тот, кто, отринув все земное, предал себя единственной высшей цели – борьбе со скверной“. Или: „Путь к Лоху – это путь от сытого, слепого рабства жизни суетной к свободе борьбы, подвига и мученичества“. Или: „Лох купил у верующих их жизнь и имущество в обмен на уготованный им рай. И они будут сражаться, убивая и погибая, уповая на обещания, данные им. Радуйтесь же сделке, которую вы заключили с Лохом, ибо именно она и ведет вас к великому успеху“. О какой свободе ты мечтаешь, Котенок?»
«Я хочу сам выбирать себе подвиг, господин Майор. А здесь вы это сделали за меня. И за других».
Майор вдруг обмяк и даже как-то расплылся.
«Значит, вот такой ты видишь свою свободу: по одну сторону черты – твой народ, а по другую – ты. Сказано: „Вам предписано сражаться с врагами нашей веры, а это вам ненавистно. Вам ненавистно то, что для вас благо, и желанно то, что для вас зло“. Ладно, будь по-твоему. Ты сам выбрал, так ведь?».
«Так точно».
«Хорошо. Я приду через час. Мы вместе пойдем на базу, и я посажу тебя в капсулу».
«Я проверю капсулу, и только после этого отдам вам Доктора».
«Конечно, конечно. Мне жаль тебя, Котенок. Твоя жизнь пройдет зря и закончится очень печально».
«Зато это будет моя воля, а не ваша».
«Все мы в руке Лоха, сынок», – вздохнул Майор и впервые за все время их беседы поглядел на меня. Я замерз, мне было дурно, из глаз безостановочно катились слезы.
«А с тобой мы еще разберемся», – бросил мне Майор, направляясь к двери.
Мы шли к базе подводников.