Победивший платит

Жоржетта

– Но не тогда, когда это, как вы выражаетесь, животное вредит репутации семьи одним своим наличием, - усмехается.
– Вы сами - наглядный пример.

– А вот это не ваше дело, любезнейший.
– Я вдруг резко вспоминаю, что я дворянин, с какой стороны ни посмотри - на Барраяре по рождению, на Цетаганде, гм, по браку. И не всяким там низшим рассуждать о моем клане.
– С каких это пор о репутации семьи лорда смеет судить простолюдин из полиции?

– Ну-ну, - спокойно произносит полицейский, отнюдь не обескураженный.
– Вы-то вовсе инопланетный варвар, Форберг. Признанный вменяемым членом клана разве что из милости.

У вас любопытная история: агрессия, скандалы, суицид, употребление алкоголя. Миледи Эйри считает вас опасным для окружающих. Наследник Эйри показал на вас как на несостоявшегося убийцу. Все сходится.

Следователь потягивается и откладывает бумаги в сторону.

– Скажу честно, вопрос уже не в том, в ваших ли руках был нож, а всего лишь в выборе между нападением обдуманным или совершенным в аффекте. Держите свое признание при себе, если хотите, вам же хуже. Обвинение обойдется и без него.

– "Перестал ли ты бить по утрам свою жену?", знакомый сценарий, - хмыкаю.
– Пальцем в небо.

Следователь разводит руками.
– Истина всегда банальна. После ссоры с юным Лероем вас трясло от ярости, не так ли? Вы и без того не слишком любите цетагандийцев, а молодой человек вдобавок не постеснялся высказать вам правду в самом ее неприглядном виде...

– Ну, злился, - признаюсь.
– С удовольствием догнал бы тогда мальчишку и надавал ему по заднице, чтобы вколотить немножко ума. Чтобы не смел решать за отца, с кем тому, э-э, водиться, пока у самого усы еще не растут. Обидно было. Пришлось выпить, чтобы успокоиться.

– И вы окончательно потеряли над собой контроль, - удовлетворенно договаривает.

Все этому идиоту надо объяснять как маленькому.
– Это было не спиртное, а коктейль-транквилизатор, ясно? Я сделался спокоен, как вынутая из холодильника змея.
– Смеюсь, но смех неожиданно переходит в глубокий, раздирающий челюсти зевок.

– И решили убить наследника Эйри уже вполне хладнокровно?

– Дурак ты, капитан, - не выдерживаю.
– Сколько можно твердить одно и то же? Я решил, что Иллуми со своим сынком сам разберется. Хоть и жалко его этим рассказом расстраивать.

– Вы не боялись того, что аргументы Лероя окажутся весомее ваших, м-м-м... прелестей?
– щурит глаза полицейский. Кстати, а чего это он на месте раскачивается? Сидел бы ровно...

– С аргументами у него было не густо, - фыркаю, - сплошь эмоции. Вся моя якобы вредоносность в его изложении ограничивалось сослагательным наклонением. "Будь у бабушки яйца, она была бы дедушкой".

Я делаю широкий жест руками, в иллюстрацию к этой пословице, кресло вдруг наклоняется на бок, и я оказываюсь на полу.

Нет, даже не так - пол вдруг кидается мне в лицо.

Я определенно не теряю сознания - поскольку происходящее я вижу совершенно отчетливо. Просто сила гравитации взбесилась, кресло наподдало мне под зад, половицы встали вертикально, и я чувствительно прикладываюсь к ним щекой. Пытаюсь приподняться, но голова кружится до тошноты. Сквозь ресницы наблюдаю, как стены, предметы и ноги подошедшего следователя плывут вокруг меня по сложной дуге. Закрываю глаза, так хоть капельку легче.

– Прекратите притворяться, Форберг, - слышу я гулкий голос откуда-то сверху.
– Ваша вина неоспорима, и симуляция нездоровья тут не поможет.

– Я не симулирую, - сердито буркаю примерно в направлении следовательских ботинок. Я не дурак поворачивать сейчас голову. После этого в кабинете придется подтирать пол, а мою одежду - отмывать от неаппетитных следов.
– Голова кружится. Де-зо-ри-ентация.

– Вы утверждаете, что больны, и требуете медпомощи?
– скептически интересуется полицейский.
– Учтите, на заключение о вашей вменяемости этот инцидент не повлияет. Так что если вы переигрываете в надежде избежать наказания... советую для сохранения лица минуту отлежаться, встать и честно сказать, что все прошло, и тогда я соглашусь не заносить вашу выходку в протокол. Вы меня поняли? Или через пять минут вы прекратите этот цирк, или я официально вызываю медика.

Понятно. Зафиксирован новый вид хулиганства - попытка злостно облевать кабинет в полицейском участке, - но при хорошем поведении мне его еще могут простить... А, может, эта дрянь и впрямь пройдет через несколько минут? Я человек здоровый, меня даже скачковая болезнь по дороге на Цетаганду не взяла. Не нужны мне врачи. Мне бы вправду полежать спокойно, все прошло бы. Только мысли идут по кругу, отчего кружится и голова. Минута, другая...

Топот ботинок отдается вибрацией в полу - на сцене появилось новое действующее лицо. Полицейский медик. Меня воздвигают вертикально, без особых нежностей, весьма бесцеремонно разворачивают лицом к свету, смотрят зрачки. Я инстинктивно вцепляюсь в то, что подворачивается под пальцы - сукно рукава. Сложения полицейский подходяще рослого и массивного, иначе мне бы не устоять - по моим ощущениям, пол сейчас наклонен градусов под тридцать, да еще покачивается.

– Не знаю, отчего его прихватило, - выносится брезгливый вердикт, - может, со страху. Так случается. Укол синергина и пусть в камере до утра проспится.

Укол? Не люблю я врачей. Посторонних врачей. Цетских врачей. Посторонних цетских врачей в полицейском участке, где нет никого, кроме меня, и куда еще не приехал мой адвокат... Паранойя наконец-то меня настигает со всем грохотом вырвавшегося из туннеля поезда.

– Эй!
– отшатываюсь я - увы, проиграв при этом центробежной силе и немедленно грянувшись задницей об пол.
– Никаких уколов. Подите к черту.

– Придержите язык, Форберг, - раздраженно отвечают сверху.
– Преставитесь из-за сосудистого криза - нам вынесут выговор.

Хорошее соотношение ценностей, ничего не скажешь.

– Клал я на ваш выговор... с прибором, - отвечаю без тени элегантности, зато по существу.
– Никаких препаратов и никаких разговоров без моего поверенного, ясно вам?

Быстрые переговоры над моей головой заканчиваются тем, что меня снова поднимают, но на этот раз устраивают полулежа в кресле. Голове это мало помогает - кружится она по-прежнему.

– И вообще, - запоздало меня осеняет, - дайте мне ему позвонить. Опечатанный комм в вашем сейфе…

– Пока вы станете развлекаться разговорами по комму, мы что, будем ждать, не соизволите ли вы вдруг отдать концы, Форберг?
– скептически интересуется следователь.
– Вот приведем вас в порядок, и звоните кому угодно. Хоть самому сатрап-губернатору.
– Дружный смех в ответ, вероятно, должен намекать, что у жалкого типа вроде меня сатрап-губернатор и «который час?» спросить побрезгует.