Победивший платит

Жоржетта

– Ты служишь дому Табор?
– спросила она, не тратя времени на предисловия.
– Отвечай.

По лицу стоявшего перед нею слуги мелькнуло блаженное выражение туповатого ребенка, способного порадовать мать.

– Нет, миледи, - он даже покачал головой.
– Я слуга дома Эстаннисов.

Кинти едва не прокусила себе губу, чтобы не вскрикнуть. Эстаннисы? Жадные твари...

– Ты носишь чужие цвета?
– спросила она напрямую, памятуя

о том, что оглушенный наркотиком правды рассудок воспринимает сказанное прямолинейно.
– Давно?

– Только на этот вечер, миледи, - охотно ответил допрашиваемый.
– Так приказал мой господин.

– Его имя?
– в нетерпении переспросила леди Эйри.

– Риз Эстаннис, - подтвердил слуга очевидное. Он служит главе Дома, подумала Кинти, и это лишь усугубляет ситуацию. Начата ли сегодня новая клановая вражда, или за преступление ответит один человек?

Эстаннис не мог не знать, что барраярец будет приглашен наравне с семьями благородной крови. Не ошибся бы, полагая, что ничем хорошим эта преступная глупость закончиться не может. Желай он устроить свару в Доме Эйри, лучшего повода трудно было сыскать. Ясно было одно: Эстаннисы готовились. Следили и ударили, дождавшись момента. Но действовал ли он один, или хозяин дома участвовал в заговоре?

Нет, Табор слишком прямолинеен, и кроме того, будь он в деле - позаботился бы о том, чтобы одеть убийцу как положено. Никто не рассматривает одежду слуг, но в униформе стоявшего перед ней человека недоставало деталей. Кинти была хозяйкой дома и этот этикет знала до мелочей. Подкладка расстегнутой сейчас куртки не была положенного густо-лилового цвета, а канва на одежде оказалась нарисованной, а не вытканной, словно в провинциальном Доме.

– Это ты ударил Лероя Эйри ножом?
– стараясь формулировать вопросы как можно более однозначно, продолжила она. Время ощущалось физически, неудержимым потоком.
– Твой хозяин приказал тебе забрать жизнь моего сына?

– Я... нет, не жизнь, - послышалось в ответ. Было видно, допрашиваемый старается подобрать верные слова и ответить на два последовательных вопроса сразу.
– Да, я его ударил, - признался слуга.
– Но мне не приказывали его убивать, миледи.

– Повтори мне приказание, которому ты следовал, - потребовала Кинти.
– Как можно более точно.

– Следить за барраярцем, - добросовестно перечислил слуга, - пока он не оступится. Мне было позволено прибегнуть к оружию, но не убивать. Я смог увидеть, как барраярец входит в оружейную и берет в руки ножи. Лучшего нельзя было и придумать.

– Дальше, - подхлестнула Кинти.

– Я выследил молодого Эйри в саду и ударил, как было приказано: так, чтобы он потерял сознание, но не умер.

– У тебя... богатый опыт, - наполовину констатировала, наполовину спросила леди Эйри.

Слуга кивнул.
– Да, миледи. Мой господин Эстаннис доверил мне это дело и сказал, что рассчитывает на мои умения.

– И желает сохранить их в тайне?
– уточнила она очевидное, чтобы не оставалось никаких неясностей.

– Он запретил мне разглашать мою принадлежность к Дому под угрозой смерти, - ответил слуга с простодушием полной искренности, но даже сейчас по его лицу мелькнула тень беспокойства.

"За этим дело не станет", - холодно подумала Кинти, пытаясь уложить полученную информацию в нужном порядке. Пока ничто не указывало на участие в преступлении хозяев дома; впрочем, Эстаннисы могли желать войны их дома с домом Табор. В мутной воде водится самая жирная рыба.

– Ты сейчас пойдешь со мной, - приказала она.
– Проводишь меня до машины, как подобает. Не беспокойся, на тебя я не гневаюсь, остальное - дела гемов. Идем.

Если подменыша не узнали в толпе слуг и если полиция его уже допросила и не сочла важным, больше негодяя никто не хватится.

Теперь ей требовалось немного: увезти неудачливого убийцу вместе с его признаниями, пока действует фаст-пента, обрезать нить его жизни до того, как он увидит рассвет, и вернуться к сыну.

***

– Вот как, - замечает голос небесного судьи.
– Отчего же ты не рассказала обо всем своей семье?

– Чтобы позволить барраярцу и дальше сводить с ума моего мужа?
– с ледяной иронией осведомляется Кинти.
– Позорить моих сыновей? Нет. Несчастье, едва не свершившееся с Лероем, было для меня доказательством правоты моих опасений и возможностью убить врагов семьи одним ударом. Я не стала терзать мальчика правдой - зачем? Разве у него нет матери, которая может его защитить от всего, даже от его собственных мыслей? Я поговорила с сыном и не стала разбивать его уверенности. Он сразу подозревал барраярца, - кривит она губы, - и был не так уж неправ. Если бы эта дикая кровь не появилась в нашем доме, у Эстанниса не было бы шансов.

Проще говоря, думаю я, ты сделала все, чтобы Лерой вошел в зал суда, будучи твердо убежден в своей правоте. Немудрено, что дракон не закричал, сбитый с толку искусной ложью, которую ты изрекла чужими устами, но даже такая хитрая уловка вас не спасла. Хотел бы я знать, как тебе удалось за одно утро уговорить Лероя всем сердцем поверить в то, что черное - это белое.

Думаю, очень скоро и эта тайна лишится покрова.

***

Леди Эйри уснула так крепко, что ни неудобство позы, ни прохладный воздух палаты, ни неподходящий для сна наряд не могли ей помешать. Чрезмерная усталость и перенапряжение ночи сработали эффективнее любого снотворного, и если бы ее будила служанка, Кинти не смогла бы раскрыть глаз. Но тихое "мама" из уст сына выдернуло ее из безмолвия обморочного сна, не успев еще растаять в воздухе. Слабый, неловкий звук: наверное, во рту у Лероя пересохло от лекарств, и весь он был прозрачен и хрупок, как первый зимний лед.

Кинти проснулась мгновенно, рванулась к сыну, уронив с плеч белый халат, наброшенный поверх вечернего платья, склонилась к бледному лицу - стереть бисер пота со лба, поднести воды к губам, улыбнуться, чтобы не пугать сына своим видом.

– Лери, наконец ты очнулся! Молчи, не говори ничего. Пей. Я все расскажу.

Лерой пил жадно, морщился от каждого вздоха.

– Что... случилось? Где я?
– с трудом выговорил он самый главный вопрос.