Победивший платит
Шрифт:
– Я дождусь тебя в кабинете, - говорю я, когда мы входим в дом. Пусть супруга приведет себя в порядок, что бы ни входило в перечень методов: горячая ванна или стимулятор. Теперь мне некуда спешить, и сон все равно бежит от меня.
Задержавшись на пристойную половину часа, моя жена появляется вновь, внешне уже ничем не напоминая срезанную лилию. Я не собираюсь задерживать ее надолго, но тяжелый взгляд зеленоватых глаз красноречив и свидетельствует о том, что война для моей жены продолжается, и на сей раз противник - я.
– Ты желал меня видеть, - констатирует она.
– Надеюсь, ты поймешь меня, если я попрошу не затягивать этот разговор?
– Безусловно, - подтверждаю
– Высокоморальных наставлений от меня ты можешь не опасаться; я спрошу лишь об одном. Почему Эрик?
Она убийца, но, если подумать, я на ее стороне... был бы безоговорочно, не реши она впридачу к тому, чтобы наказать Эстанниса, обмануть меня - и не будь я ей обязан одним, но чудовищным несчастьем.
– Это не очевидно?
– удивляется Кинти.
– Не ты ли всегда восхищался способностью женщин в одну минуту думать о множестве вещей? Эстаннис заслужил смерти, попытавшись взять власть над Лероем. Твой барраярец за то, что он сделал с тобой, заслужил и худшего, однако спасся.
Спокойная констатация факта, непробиваемая уверенность в своей правоте. Чем бы ни была вызвана эта убежденность - ревностью ли, отвращением к дикой крови или ясным пониманием своей выгоды - ее не изменить словами. Мог ли я предугадать, что буду до последнего надеяться на то, что супруга лжет небесному суду, принимая на себя чужую вину ради спасения нашего сына?
Не то, что Риз умер от ее холеной руки, рождает во мне протест и отвращение. Ксенофобия в чистом виде: эта женщина была моей женой и жила рядом со мною три десятка лет, но КТО она? И кто я сам, раз не в силах даже сейчас понять, что за душа скрывается за привычным обликом, полным прелести?
Если бы Лери не пришлось постоять на границе небытия, я не узнал бы и этой малости. А если бы не Эрик - жил бы и дальше, не подозревая о том, что под моими ногами тонкий обманчивый лед.
– Ты меня ужасаешь, - честно говорю я.
– Но что сделано, то сделано; семья от тебя не откажется, и я сделаю все, чтобы нашим сыновьям не пришлось жить, встречая косые взгляды.
– Не покусись я на твоего барраярца, ты был бы на моей стороне, - суховато усмехнувшись, констатирует жена.
– Сейчас же поддержишь меня из соображений имени дома. Разница невелика.
Всегда ли она была такой, или убийства действительно калечат душу? Почему, в таком случае, Эрик, на чьем счету куда больше мертвецов благородной крови, не вызывал у меня такого желания отстраниться и очиститься?
– Чужаку не место в семье, - продолжает она спокойно, поощряемая моим молчанием.
– Я ошиблась, думая, что Лерою больше не грозит опасность... что, чуть не умерев из-за чужой злобы, он уже откупился от смерти...
– Кинти, - твердо говорю я.
– Счастье, что Нару сумел подсказать мне причину его болезни. Если бы не это, ты молчала бы и дальше, надеясь на искусство врачей? Эстаннисам оно не помогло. Как ты добилась, чтобы даже их врач не заподозрил неладного?
Кинти холодно усмехается.
– Это секрет моего дома, - отвечает она.
– Не тревожься. Я не безумная отравительница и не получаю удовольствия, вливая яд в чужие чашки. Это просто оружие, как и любое другое.
Выплеснутое вино не соберешь в чашку, сказанного не отменишь, а мертвецов не воскресишь.
– Эстаннис первым осмелился причинить вред семье, - размышляю я,- а жизнь его слуги не стоит даже денег. Будем надеяться, что небесным так же не нужна огласка, как и нам, и что твое наказание не будет слишком тяжелым.
Кинти коротко выдыхает, с тщательно скрываемым облегчением. Очевидно, она держится лишь на самолюбии.
– Я останусь здесь, пока все не успокоится, - обещаю я.
– Семья сейчас слишком слаба, чтобы я мог ее оставить. Не принимай меня за врага хоть сейчас, и если есть еще что-то, чего я не знаю, хотя должен, скажи.
Кинти качает головой. Остается надеяться, что урок пошел ей на пользу.
– Я устала, - жалуется она коротко.
– У меня была, гм, тяжелая неделя.
– Да, могу себе представить, - отвечаю я.
– Ты можешь отправиться к себе, если желаешь отдохнуть.
Кровная вражда. Грозит ли она нам и надолго ли задержит меня здесь? Тяжкий груз сомнений с меня сняли, все кусочки головоломки встали на свои места, и, как ни странно, теперь я почти спокоен за то, что оставляю позади. Если небесные не потребуют от Кинти показательного покаяния или чего-то похуже, а Лери выздоровеет, мне будет на кого оставить клан.
Пусть неприятная определенность; она лучше невозможности доверять собственной семье. Я наконец понял их мотивы, и в них нет злокозненного непокорства, только обида, да и в той виноват я сам, и только сейчас я, к своему стыду, действительно уверился в том, что мой сын достоин старшинства. Солгать, пусть невольно и в пользу семьи, небесному суду - я бы на такое не решился. Лерою, когда он подрастет, можно доверить семью, а моей супруге - самого Лери. А бдительность Пелла и осведомленность Небесных не дадут ей вновь переступить границы.
... А если землетрясение развалит мой дом, буду ли я радоваться голубизне неба над головой?
Глава 36. Эрик
Я сижу в заурядной забегаловке и тяну кофе, горький и черный, как мои размышления. Жаль только, что чашка небольшая - когда она кончится, оснований откладывать решение станет ровно на одно меньше.
Может ли статься, что я просто нафантазировал, что неуместное возбуждение можно списать на возобновление сексуальной жизни после долгого перерыва, что розовое масло - обычная составляющая духов и что накидка Рау была совсем другой, благо я ее в глаза не видел? Хотя нет, стоп. Про "знакомую приметную накидку" на трупе сказал мне он, а уж Рау должен помнить, как выглядели его собственные вещи. Если только компания цетов не разыграла меня втемную... только зачем? Всего святого ради, зачем? Чтобы свести меня с ума в бесплодных размышлениях? Месть изящна, но как-то несоразмерна. Чтобы через меня подкинуть дезинформацию барраярцам? Я еще сам не знаю, собираюсь ли я с ними говорить. И раз даже я не могу просчитать, какое через пять минут приму решение, этого тем более не могли знать Рау и компания, будь они трижды хитроумными интриганами. Равно как у них не было оснований рассчитывать на чуткость моего носа и мои знания в области парфюмного этикета. Ведь если бы не чертова "Роза", я бы сейчас не пялился в чашку, стремясь получить подсказку хотя бы путем гадания на кофейной гуще.
Именно невероятность совпадений сильнее всего убеждает меня в том, что моя догадка правдива. Вот такой парадокс.
Ладно, предположим, в своем умозаключении я полностью уверен, и единственной моей задачей является убедить кого следует, что необходимо проверить личность загадочного покойника, а не полагаться на слой гем-грима у него на физиономии. Вопрос - кого же?
Подозреваю, что не полицейских. Цетагандиец ли украл жену барраярского консула или другой инопланетник, для местных властей должно быть важно лишь одно: как можно скорее передать дело из их собственной юрисдикции в руки МИДа. И с этой точки зрения чем быстрее они отрапортуют наверх об идентификации преступника, тем спокойнее. Ведь все формальные основания для вражды у Цетаганды с Барраяром есть, а вдаваться в детали никто не захочет. Да и у меня самого работать на полицию никакого интереса нет.