Победивший платит
Шрифт:
А мое единственное дело - ждать и думать.
Если я прав и это никакой не цет, чем такая ошибка может повредить Барраяру? Отношения с Цетагандой сейчас и без того хуже некуда, но двум империям друг от друга никуда не деться. Репарации и обмен пленными, пограничные барьеры и прохождение флотов, спокойная ненависть, постоянное недоверие и регулярные попытки с обеих сторон осадить и осудить горячие головы, вопящие о мести. Странная, кстати, месть - сперва украсть фор-леди, потом отпустить живой и невредимой. Дурацкая. Может, все происшедшее - вздорная выходка идиота, и последствий она
Сижу, тяну кофе из стаканчика: не видите, у работяги перекур? Быстро просматриваю новости, в который раз ищу по названию своей бывшей родины. Строчка букв бежит по экранчику наручного комма. "... посол Барраяра заявил о невозможности продолжения переговоров до тех пор, пока не будут принесены извинения..." Не пронесло. Маховик пошел раскручиваться. "... Голос Небесного Двора Цетаганды опровергает причастность подданных империи к экстренному происшествию в барраярском консульстве..." Если бы я еще хоть немного понимал в межпланетном праве и мог разобраться, о чем эти переговоры и что за кусок уплывает у нас изо рта! Если они приостановятся - проиграет ли Барраяр, выиграет ли Цетаганда, или вообще получит выгоду кто-то третий? Одно не обязательно означает другое. Черт возьми, этим должны заниматься люди, разбирающиеся в предмете: дипломаты, специалисты.
"Но не твердолобые СБшники", раздраженно бурчу я себе под нос.
Крепко меня зацепило пренебрежение бдительного лейтенанта Форсуассона.
Может, потому я так и уперся? Желание доказать свою правоту даже через голову упрямого цербера? Попытка вопреки всему заявить, что я барраярец и исполняю свой долг - а, следовательно, со мной поступили неправильно, произошла ошибка и все еще можно изменить? Или, не дай бог, потребность приправить адреналином монотонность рабочих будней? Если дело в этом, может, мне вправду лучше успокоиться и не отнимать время у занятых людей?
Нет, со вздохом признаюсь я сам себе, сминая в кулаке пустой бумажный стаканчик. Какой там адреналин, какое желание. Я напьюсь на радостях, свалив с себя это дело. Это послание, пришедшее не по адресу, не в ту голову и без сопроводительной записки. Пусть консул сам решает, стоит ему копать в этом направлении или нет.
Несколько раз за вечер над тоннелями переходных рукавов мигают лампочки рабочего цикла, но всякий раз оттуда выходят не те, кто мне нужен. Интересующая меня группа весьма характерна: несколько человек, одни мужчины, с военной выправкой, барраярским выговором, и хотя бы один из них будет в мундире. Да и номера рейсов, загорающиеся на табло, не похожи на аббревиатуру, которой меня снабдил диспетчер Бриджес. Хотя нет, вон тот - какой нужен...
Инструменты валяются без дела на полу платформы, я лихорадочно вслушиваюсь в размазанные эхом голоса из зева туннеля, пытаясь в топоте ног определить строевой шаг форменных сапог, а в неразборчивом гуле - раскатистый гортанный акцент родной планеты. Да, барраярцы: здоровенный охранник в зеленом идет на шаг впереди наголо выбритого плотного мужчины, сутки назад дававшего интервью по поводу нападения на его леди-супругу. Консул лорд Форпински. Я делаю несколько быстрых шагов к нему - ладони разведены, охране должно быть ясно видно, что в руках у меня ничего угрожающего нет, только диск - электронная копия моего рапорта.
– Сэр! Прошу вас, сэр, мне необходимо сообщить вам важную информацию по поводу недавнего покуше...
Черт. Из-за спины консула появляется тот самый сержант-СБшник, что выворачивал мне руку при обыске - как его, Егоров, что ли?
– и окончание моей речи вместе со всеми красками станционного вечера стирает жужжание парализатора.
***
Я просыпаюсь от мутного сна, когда меня в запястье кусает пчела. Стоп, какие пчелы на станции? Конечно, это укол шприц-пистолета. Синергин, наверное: в голове проясняется. Ровно настолько, чтобы мне удалось разлепить веки и... обнаружить, что я уже не на станции. Я сижу плотно пристегнутым в пассажирском кресле катера.
Сзади, откуда-то из второго салона, доносятся голоса с привычным выговором.
– ... Посольский катер - барраярская территория, и мы были у самого рукава. Нам не пришлось ни тащить тело через всю станцию, ни объясняться с местной полицией по поводу задержания, сэр. Я полагаю, огласки нам не нужно.
Пытаюсь повернуться и обнаруживаю, что к штатным ремням безопасности кресла добавлены наручники, и оба запястья пристегнуты к подлокотникам. Не встать. А покрутить головой мешает высокий подголовник. Можно только слушать.
– ... знаете, что это за человек, сержант?
– А этот голос мне незнаком. На бас Форпински, который я слышал в интервью, вроде бы не похоже.
– Переодетый цетагандийский лазутчик, милорд. Из ренегатов. Мы давно за ним следим.
Барраярская СБ, определенно. Только зачем им понадобилось меня похищать?
Прислушиваюсь к ощущениям. Если бы маршевые двигатели были запущены, даже в холостом режиме, их низкий гул заставлял бы кресло дрожать в такт. Но вибрации нет. Значит, катер либо стоит на твердой поверхности... либо неподвижно парит в космосе. Первое, конечно, предпочтительнее.
– Полагаю, вы провели все процедуры безопасности, сержант?
– в незнакомом голосе старшего из двоих, кажется, звучит ирония.
– Парень надежно связан и пристегнут к креслу?
– Да, сэр. Разумеется. Мы его предварительно обыскали...
– И нашли оружие?
В голосе сержанта заминка.
– Н-нет, сэр. При нем не было даже шариковой ручки. Диск, который он держал в руке, в настоящий момент сканируется на предмет вирусов. Но то, что он переоделся в станционную форму, чтобы подобраться к своей цели поближе... Он уже пытался проникнуть в посольство, сэр.
А вот это уже бред. Никуда я не проникал! И ни в кого не переодевался. Но возражать в таком тоне смысла нет - это прозвучит детским лепетом.
– Полагаете, его удостоверение фальшивое, - уточняет второй голос полувопросительно.
Самое настоящее оно, идиоты. Я честно отработал в Доках-и-Шлюзах месяц, и намерен работать дальше, если переживу сегодняшний день. А для этого надо не валяться в кресле бесчувственным телом, а хоть что-то предпринять.
Я прочищаю горло и произношу как можно более громко и разборчиво: