Победивший платит
Шрифт:
– Да, - кивает Нару, - тонко. Она не сможет блистать в ни в чем, что ей позволено обычаем, ей придется отойти на задний план, и, поскольку она будет вынуждена молчать о стороннем запрете, все сочтут ее отказ проигрышем и слабостью. Неплохо.
– Небесные хитры, - неодобрительно комментирую я, и признаю с неохотой.- Я не могу их не уважать, но не могу понять и поостерегусь иметь дело в дальнейшем. Признаться, я не понимал ранее, что чудес следует, в первую очередь, опасаться.
Нару разводит
– Бесполезно гадать о намерениях аутов и о том что прячется у них в рукавах.
– Я все думаю об этих... волшебных созданиях.
– Я вздрогнув, вспоминаю прекрасные вспомнив радужные переливы змеиного тела.
– Живой яд, живой антидот.
– Тебе позволено рассказать подробнее?
– утвердив, наконец, свой свиток на одной из ветвей, Нару кивает в сторону близкой скамейки. Я киваю и, усевшись рядом с покровителем, приступаю к рассказу. Нару слушает молча, не мешая мне изливать душу; впрочем, последние дни утихомирили и ужас, и гнев, оставив лишь четкое понимание произошедшего.
– ... оба этих животных, - завершаю я, - всего лишь приспособления, способные контролировать проводимость нервных пучков миокарда. Я говорю со слов Эрни; все время, что он искал причины болезни Лери, он всего лишь искал не там. Мне самому в голову не могло придти, что излучение определенной частоты способно влиять на автономную иннервацию сердца, однако это - неоспоримый факт.
Не волшебство, не высшая истина, - с глупой обидой думаю я. Всего лишь умно настроенное оружие, едва не взявшее жизнь моего сына. Каким же я был наивным идиотом, раз считал, что чудеса следует почитать. Любое благо может стать оружием, любое лекарство - ядом.
– Опасные чудеса, - спокойно соглашается покровитель, выслушав мою сентенцию о том, что я сыт по горло умениями аутов.
– Я надеюсь, ты не слишком подробно обсуждал эту тему с врачом? Он предан твоему Дому, но он - низший, и подобное знание может стать для него неуместным и опасным.
– Не слишком, - подтверждаю я.
– Он низший, но не глуп, и дорожит жизнью.
– И он не был замешан в том, что задумала твоя жена?
– спрашивает Нару напрямую.
– На суде он был ее... Лероя, разумеется, свидетелем.
Если Эрни действительно замешан в этом деле...
– В таком случае его действия - прямое покушение на жизнь Лери, - задумчиво говорю я, вспоминая бледное лицо врача и его раздраженный шепот.
– Он отговаривал меня везти мальчика в суд.
– Если врач желает зла своему пациенту, у него есть много способов причинить это зло скрыто и безнаказанно, - пожимает плечами Нару.
– Если же медик не был врагом твоему сыну, логика подсказывает, что он не знал о происходящем. И ты прежде говорил мне не раз, что доверяешь ему.
Все это верно. У Эрни был не один десяток шансов убить Лери так, что никто не смог бы его заподозрить.
– Думаю, если Эрни и помогал ей, то тоже будучи обманут, - поразмыслив, отвечаю я.
– Кинти хитра и опасна; но меня радует, что ее яд предназначался для врагов семьи. И Эрни не враг себе, чтобы вредить тем, кто держит его под крылом.
– Ты не оставляешь спину незащищенной, - кивает Нару.
– Похвально. Да, запрет на генетические контракты лег лишь на твою супругу или на всю семью Эйри?
– На всех нас, - с усмешкой сообщаю я.
– Это хорошо. Для младших женитьба не актуальна еще долго, а у Лери за десяток лет прибавится ума и опыта.
– А ты сам твердо полагаешь, что подобная возможность тебе не понадобится?
– с мягкой усмешкой подкусывает Нару.
– Обвинение с твоего Эрика так и не снято, насколько я могу судить.
– Говорят, от неудачного брака надолго остается нежелание повторять ошибку, - невинным тоном сообщаю я, поддерживая шутку.
– И мне в голову не придет везти Эрика обратно.
– И это верно, мой мальчик, - вздыхает покровитель.
***
Известие о том, что Лерой, чьей жизни более ничто не угрожает, вернулся домой, я получаю от Эрни. Супруга, переживающая проигрыш, не выходит из своих комнат. Впрочем, тревоги за нее я не испытываю.
Миниатюрный лабиринт, воротца которого открываются после верного ответа на предложенную задачку; Лери всегда любил стройные ряды бесстрастных чисел, гармонию преобразований и зависимостей. Остается надеяться, что испытания не убили этой любви.
В комнате сына светло и тихо, он сам полулежит на постели, рассеянно листая книгу, и, о счастье, ничуть не похож на умирающего.
– Отец?
– изумляется он, завидев меня. Я киваю и усаживаюсь на край кровати.
– Рад видеть тебя почти здоровым, - говорю я, ставлю коробочку с игрой на прикроватный столик.
– Маленькое развлечение, надеюсь, поможет тебе не заскучать.
Улыбка на юношеском лице не соответствует церемонности, с которой мне выражают благодарность.
– ... В войне, которую я веду со скукой выздоровления, эта помощь неоценима, - заканчивает мой сын витиеватую тираду.
– Тем радостней понимать, что в этом сражении у тебя больше союзников, чем противников, - подхватываю я.
– И милорд Пелл с нетерпением ждет твоего выздоровления. Впрочем, из более эгоистических соображений.
Я не произношу этого, но мое нетерпение в ожидании дня их встречи еще более жгучее и сильное, чем у мальчика. Ведь в тот момент, как я официально представлю сына покровителю и произнесу положенные ритуалом слова, мои ближайшие обязанности закончатся, и я смогу беспрепятственно покинуть планету.