Победивший платит
Шрифт:
"Иллуми,
Мое письмо будет коротким и касаться только двух жизненно важных вещей.
Во-первых, я обязан извиниться. За оскорбивший тебя побег, за малодушное молчание. Еще я чуть было не сломал тебе жизнь, но за такое извинений не просят.
И второе, и главное. Я должен спросить, как нам теперь быть. Осталось ли вообще какое-то "мы"?
Если ты ответишь "нет", если мое имя вызывает у тебя сейчас только досаду и раздражение, я пойму. Хотя, несмотря на все доводы разума, надеюсь услышать "да".
Но каким бы ни был твой ответ, пожалуйста, ответь скорее.
Эрик."
Вот так.
Через пару-тройку суток я буду знать, на каком я свете. Получу в ответ "да" - можно будет расспросить, как именно представляет себе Иллуми нашу совместную жизнь, если нас разделяет несколько П-В туннелей и судебный приговор. Услышу, что гораздо вероятней, "нет", или письмо просто красноречиво станется без ответа - хоть попрощаюсь по-человечески. И тогда с чистой совестью можно будет думать об очередном побеге, хотя бы в сторону пресловутого наемного флота Бо.
ГЛАВА 37. Иллуми
Каменные стелы со знаками семей, окруженные паутиной дорожек, застывшим лесом высятся под куполом, ладонями накрывшим мемориал Тысячи Доблестей. Нару, задержавшись у камня с именем своего дома, стоит неподвижно, а я, не решившись тревожить его светлую скорбь, кружу по тропинкам, читая знакомые имена. Кое-кого из удостоенных чести быть признанным образцом славы я знал лично - и некоторых слишком хорошо. Мимо камня с именем Хисоки я прохожу, не задерживаясь, зато на знак дома Эстаннис смотрю долго. Изящные линии, складывающиеся в надпись "Риз Эстаннис", еще свежи, курильница не погасла, и поминальные свитки, украшающие стелу, не успели пожелтеть.
Будь ты проклят, Риз Эстаннис, за свою глупую алчность. Стремясь расколоть мой дом, ты начал с коварного совета, а закончил покушением на убийство, и получил по заслугам. Вам с Хисокой будет о чем поговорить, встретившись по ту сторону бытия.
Нару, почтивший память своего родича, - двоюродного племянника, если память мне не изменяет, - улыбается, подойдя ко мне. Корзинка для свитков в его руке опустела, а накидка в тепло-коричневых и лиловых тонах в точности подходит последнему месяцу осени и поводу встречи. Теплое прощание, не несущее в себе обиды или тоски; мог ли отец подобрать мне наставника лучше...
– Здравствуй, Иллуми, - оценив мой вид внимательным взглядом, приветствует Нару.
– Рад видеть тебя, но не рад, что у тебя такой уставший вид.
– И я рад видеть вас, милорд, - склонив голову, принимаю я предложенную партию. Охотно верю, что далек сейчас от совершенства: последние дни осени потребовали от меня научиться не только думать о многих вещах сразу, но и терпеливо ожидать возможности действовать, когда внутри все изнывает от нетерпения.
– Благодарю вас за то, что вы хоть на время спасли меня от стряпчих.
Оставив за спиною окаменевшую честь Эстаннисов, мы посвящаем себя неторопливой прогулке по хитросплетениям дорожек. Увы, даже ласковая грусть предстоящего расставания не избавляет меня от мыслей о том, сколько из знаков почета прячет под собой гниль.
– Твоя решимость не поколебалась настолько, чтобы ты отказался от развода и передачи Старшинства?
– поддразнивает Нару, почуяв мое настроение и явно желая превратить горечь в решимость.
– Вы же знаете мое упрямство, - поддерживаю я его намерения.
– Я не стал бы задерживаться здесь и дня, но жажда перемен пока уступает чувству долга.
Нару кивает одобрительно.
– Срок твоего отъезда зависит лишь от усилий целой армии стряпчих и от того, как скоро будут подписаны бумаги?
Я согласно вздыхаю.
– Не думаю, что родичи способны сделать что-то сверх того, что уже сделано, чтобы удержать меня здесь, - обтекаемо формулирую.
– Кинти и раньше не слишком цеплялась за этот брак, Лерой уже почти здоров...
– ... но тебе приходится изменять условия развода в соответствии с... недавними новостями?
– осторожно переспрашивает милорд. Ах, хитрец. Полагаю, в общих чертах он уже в курсе событий - а то, что для него пока еще составляет тайну, я намерен скрывать от кого угодно из гем-лордов, но не от него.
– Наказание, уготованное Кинти, довольно сурово, - пожимаю я плечами, - но вполне заслуженно и не вредит семье. Я не стану загонять ее в угол, милорд.
– Из уважения к былым узам?
– мягко продолжает Нару.
– Или потому, что не желаешь рисковать установившимся миром? Не отвечай, мой мальчик. Я удивлен лишь тем, что ее вина стала известна.
Многозначительная пауза полна вежливого недоумения. Нару, как всегда, прав: обернись дело иначе, и я сам сделал бы все, чтобы вина моей супруги осталась одной из семейных тайн.
– Кинти пришлось признаться, - отвечаю я, проясняя ситуацию.
– Выбирая между своей тайной и жизнью Лери, она выбрала сына, и я не могу сказать, что этому не рад. Думаю, на судей это тоже произвело благоприятное впечатление, иначе она не отделалась бы временным лишением прав заключать генетические контракты и участвовать в состязаниях.
– А тебе не приходило в голову, что это признание могло быть еще одной хитростью?
– мягко спрашивает Нару.
– Твоей супруге не откажешь в быстроте ума, и она знала про смерть Эстанниса... Она рискнула - и спасла Лероя, а ее кара оказалась мягче, чем могло бы случиться.
Увы, нет. Вина Кинти неоспорима, как ни хотел бы я иного.
– Она принесла Небесным документальные свидетельства, записи и вещи убийцы, - говорю я коротко, не желая вдаваться в подробности.
– Как бы ни изощрен ум леди Эйри, она не хитрее всего суда вместе взятого.
– И надолго ее ограничили в правах?
– ухватывает самую суть Нару. Жестокость наказания не такова, чтобы заставить его ахнуть, но перспективы дома Эйри он желает знать, как свою ладонь.
– На десять лет, - отмахиваюсь я.
– Сравнительно с содеянным - сущая малость.