Победивший платит

Жоржетта

– Это почему?
– удивляюсь совершенно искренне.
– А как я воевал, по-твоему?
– Снова вопросительное хмыканье, и я поясняю коротко, как самоочевидное: - Полевая разведка.
– А малоаппетитные подробности лучше не за чаем: как именно и кого мы там резали, и сколько скальпов на моем счету.

Принимаю чашечку слабо заваренной травы и скорее грею об нее ладони, чем пью, не находя пока в здешнем желто-зеленом чае особенного вкуса. Да и какой вкус в таком крохотном наперстке, не спиртное же... Впрочем, оно к лучшему. Количество теплой жидкости, которое

я могу выпить из чистой вежливости, не слишком велико.

– Но ты с тех пор изменился, даже удивительно, - продолжает гем-лорд Эйри разговор, считая, вероятно, что этой фразой делает мне комплимент.
– Я думал, вы, барраярцы, упрямее ослов.

Качаю головой, не споря об очевидных истинах.
– У нас говорят "упрямей камня". Кстати, это похвала. Поэтому слово "изменился" вызывает у меня немедленное желание пересчитать свои руки-ноги, а потом и голову проверить, на месте ли. Нет, врачей для проверки звать не надо. У меня на них сейчас идеосинкразия.

– И еще какая, - констатирует как-то на удивление равнодушно.
– Это цетагандийские методы лечения тебя не устраивают, или ты вообще не любишь показывать слабость?

Хмыкаю, но не обижаюсь.
– А ты - любишь? А врагам?

– "Война - это путь обмана", уж ты-то должен понимать, - разводит руками. Надо же, признал мой военный опыт!

Пожимаю плечами.
– Притворная слабость - одноразовый трюк, повторно не срабатывает. А один раз уже был, с тростью.

– Что ж, буду знать: когда ты, бледный и зеленый, едва на ногах держишься, то это истинная слабость, а не уловка с целью сломать мне шею.

Смеюсь, но на этот раз смешок выходит холодноват.
– Какого черта ломать тебе шею, если ты вручил мне свою жизнь, и я просто могу приказать тебе пойти и утопиться в собственном пруду. Я правильно помню?

– Я еще помню, что кое-кто из присутствующих отверг тогда мою клятву и швырнул ее мне в лицо, - надменно цедит сквозь зубы и добавляет очень холодно: - Это оскорбление, кстати; так, на будущее.

А наш разговор все больше походит на фехтование. "Учти, я не настолько простодушен, чтобы наносить оскорбления неумышленно". Но фехтование учебное, когда острия рапир закрыты колпачками. "Желай я твоей смерти, давно бы воспользовался случаем".

Услышав это откровение, гем-лорд лишь пожимает плечами: - А это было мне очевидно с самого начала. Еще когда ты на меня напал.
– В ответ на мое удивление, задумывается, наморщив лоб, и выдает: - Понял. Подсознательно. По запаху? Хотя с тобой, варваром, всегда было трудно что-либо различить.

– В каком смысле по запаху?
– непритворно удивляюсь; мы же люди, а не хищные звери.

– Ты не против небольшой лекции об общепринятых у нас вещах?
– Я киваю, и он, оставив чашку и подавшись вперед, продолжает наставительно: - Запах - то, по чему мы подсознательно оцениваем незнакомца. Не стану вдаваться в сложные для тебя подробности, но он, естественно, зависит от обмена веществ, а тот, в свою очередь, от генотипа. Люди опознают родственные комплекты генов по запаху и называют это внезапно вспыхнувшим доверием. Или наоборот.

Забавная теория, но неправдоподобная.
– Я, например, решаю "свой - чужой", когда вижу. Я снайпер, - объясняю в ответ на вопросительно поднятую бровь, - доверять глазам мне необходимо, иначе куда я гожусь? Значит, по поведению. И скорее, чем родне, я доверюсь человеку, воспитанному в одних принципах со мною. Это благородство не в крови, оно в воздухе....

Продолжает фразу: - ...которым ты дышишь.

– "Мое слово - мое дыхание", ты об этом?
– Нет, этого оборота цетагандиец не поймет.
– Так говорит барраярский закон: "душа человека - в его дыхании, а значит, в его слове". Так что воздух - это в переносном смысле. Дух, а не дух и.

– Одно другому не обязательно противоречит, - улыбнувшись.
– Входил когда-нибудь в комнату, где только что произошла сцена? Там пахнет обидой и прозвучавшими претензиями. Возможно, честь тоже имеет свой запах.

Фыркаю.
– Тестостероном там пахнет. Самый мужской запах вызова, вот спорщики, как бараны, и сшибаются лбами.
– Как мы с гем-лордом... Меня вдруг осеняет. У нас ведь не принято маскировать парфюмом здоровый запах человеческого тела?
– Слушай! Ты потому на меня срывался, что я для тебя пахну чужаком, да еще и по-мужски агрессивным, что бы я ни делал и ни говорил?

Вздыхает, точно признаваясь в постыдном.
– Умеешь ты вопросы задавать. Да. Не только поэтому, но да.

Никогда не воспринимал мужской одеколон, как разновидность брони, но если с его помощью можно избежать смертельных сцен... Неожиданно решаюсь, хотя и не без неловкости: - Ладно. Пока я здесь, дашь мне что-нибудь попроще из парфюмерной лавки?
– Жасминовую воду, ага. Спешно добавляю: - Ничего не обещаю - я полный консерватор в отношении приличных для мужчины запахов, - но принюхаюсь.

Гем-лорд, кажется, приятно удивлен, но и озадачен одновременно.
– Попытаюсь подобрать. Духи каждому подходят свои, имей в виду. Они должны сочетаться с естественным гормональным фоном человека и подчеркивать лучшие ноты его дыхания.

– Например, что у тебя?
– любопытствую неожиданно.

– Спокойствие, хотя во мне его немного. Это вроде мундира - помогает держать себя в руках. А в тебе, предвосхищая твой вопрос, - силу, неудержимость и немного мягкости. Что-то дымное, может быть, с запахом влажной хвои... посмотрим, одним словом. Плюс мужская роза.

Машу рукой, без слов умоляя избавить меня от подробностей. М-да. Духи, надо же. Надеюсь, дальнейшее желание замаскироваться не заставит меня красить физиономию, посчитав гем-грим камуфляжной раскраской? Признаюсь, помявшись: - Не знаю я правил этой игры. А садиться играть, положившись только на везение и кураж...

Цет понимает метафору и чуть подначивает: - Я думал, ты азартен.

А ведь верно. Вздохнув: - Серьезные игры закончились - мне больше нечего ставить. Поэтому можно позволить себе легкомыслие. Неадекватное по моим собственным меркам. И я и сам не знаю, когда оно пройдет, - предупреждаю честно.