Победивший платит

Жоржетта

– Пусть будет так, - слишком отрывисто подытоживает он, и тем же телеграфным стилем добавляет.
– Собственно, это все. Успешного выздоровления.

Воспитанный человек на подобном намеке заканчивает разговор, но я - всего лишь испорченный войною варвар, поэтому откровенно любопытствую: - Это все мог сделать и стряпчий. Зачем ты пришел?

Гем-лорд застывает на полушаге, точно притягиваемый невидимой ниточкой обратно. Усмехается, прикусив губу, и почти вызывающим тоном сообщает: - Можешь считать это жалкой попыткой извиниться.

Извиниться?

Случай, конечно, невиданный, хоть такое извинение и смахивает больше на подачку. Но, видно, мне еще не хватает смирения оценить эту невиданную вещь по достоинству.
– Извинения?
– удивляюсь.
– Они хороши, когда тебе наступили на ногу. Или когда назвали дураком, а потом поправились "простите, был неправ"...
– Ага, а глупей извинений за насилие - только попытка отчитать того, кто с тобой это устроил. Потенциально опасная попытка, к слову. Осекаюсь.
– Стоп. Забудь. Что-то я разболтался. Я не представляю для тебя... вызова, не ругаюсь с тобой и скоро избавлю от своего присутствия.

– Значит, мы все сказали - и можем избавить друг друга от необходимости общаться?
– уточняет, приподняв бровь.

Да иди уж, иди. Не держу.
– Мог бы вообще не приходить, я бы понял, - говорю честно. Неприятно смотреть, как его корежит.

– Не думаю, что бегство было бы хорошей идеей, - несколько чопорно сообщает гем.
– Есть вещи, которые нужно делать лично. Ты можешь считать мои извинения выходящими за рамки логики, но я не мог хотя бы не попытаться.

Где не знаешь, как себя вести, прибегай к церемониям? Есть в этом что-то... или, возможно, было бы, если бы не явная целенаправленность предыдущего обращения. Развожу руками.
– Все. Ты протанцевал необходимый тебе ритуал, твоя совесть теперь спокойна?

– Нет, но я вряд ли могу это исправить, - отвечает жестко.
– Впрочем, это мои проблемы. Хорошего дня.

Доставленные мне вскоре бумаги не содержат ничего неожиданного сравнительно с преподнесенным мне только что ошеломляющим сюрпризом. Единственное что непонятно, как гем-лорд выговорил себе быстрое разрешение на снятие опекунства, ну да мохнатая лапа что не сделает.

С прохладным любопытством проглядываю сумму в финансовых документах. Большая? Перевожу ее в имперские марки и понимаю, что весьма. Ну и черт с ней. Это деньги гем-полковника, а я плату, за то, что меня регулярно пользовали, брать не намерен.

А ведь дилемма.

Цетские деньги мне не нужны, я к ним и палкой не притронусь. А уезжать куда-то нищим - глупости. Ехать на другую планету, не имея профессии и перспектив на тамошнее гражданство - вдвойне глупость. Носить цетагандийское подданство - полнейшая чушь, любой по моему выговору и поведению поймет, что со мною что-то не так: Барраяр не признает двойного подданства. Хорошо, что я не обязан решать и рисковать новой ошибкой сию секунду - вынужденная отсрочка по здоровью воспринимается почти с благодарностью.

Цету я не признаюсь в этом и под пытками, но семейство Эйри преуспело в том, чтобы меня сломать.

Мне сейчас напиться бы и забыть все хоть на пару часов. Только не знаю, какой ждать реакции, упомяни я про алкоголь. Не хотелось бы, чтобы у меня отобрали обещанные бумаги или закатили сеанс психотропной дряни под видом лечения. Боюсь? Да, наверное. Старший Эйри - человек смертельно непредсказуемый, а я пока в его полной власти, какие бы красивые слова он ни говорил.

А еще он - единственный (психиатр не в счет) человек, с которым я здесь вообще разговаривал дольше десяти минут, и подозреваю, что это не случайно подстроено...

***

Сад при доме большой и ухоженный. Даже увечный тип вроде меня может медленно добраться до интересующего его уголка, не ломая ноги и не совершая запредельных усилий. Ведь быть на глазах у посторонних в таком виде не хочется, а сидеть под окнами на лавочке, как старый дед - еще больший идиотизм. И когда медики по прошествии пары недель настойчиво предложили мне прогуляться, я смиренно принял совет. С циновкой под мышкой, выползти теплым днем из дома - и забиться, как в нору, в какую-нибудь неближнюю беседку в стороне от большинства дорожек. Расстелить циновку прямо на полу. И лежать часами на животе, положив голову на сцепленные ладони, полузакрыв глаза, и думать...

Из меня словно стержень вынули. Как будто во время операции на позвоночнике из него выдернули то, что заставляло меня при всех бедах держать спину прямой, а зубы - радостно оскаленными. Хотя, конечно, не в спине дело. В голове. С головой у меня сейчас не очень ладно, но мысль поехать с этим на Бету на барраярский взгляд еще менее привлекательна. Кроме того, я почти уверен, что любое решение, принятое с такими мозгами, как у меня сейчас, будет неверным. А на путешествие длиною в месяц с пятью пересадками нельзя решаться с бухты-барахты.

Поскрипывание дощатого пола заставляет резко открыть глаза. Ракурс - от ботинок и выше. Самое последнее дело - лежать у ног своего врага. Торопливо и неловко сажусь, вызывающе сложив руки на груди.

– Ты не замерз?
– спрашивает он явно не то, что намеревался.

– Нет, и не голоден тоже, - предвосхищаю второй вопрос радушного хозяина.
– Не сочти за намек, но зачем ты здесь?

– Хорошее у тебя представление о намеках, - комментирует, кажется, автоматически.
– Мне уйти?

Угрозы в вопросе не слышится, и потому можно поддержать беседу, не забывая, впрочем, об осторожности.

– Это твое владение, - пожимаю плечами.
– Просто хотел узнать, я тебе зачем-то понадобился?
– Безмолвная пауза, вопросительно приподнятая бровь, и приходится объяснить: - Недавно ты утверждал, что необходимости в общении у нас нет. Случилось что-то или просто твое настроение снова поменялось?

– Ни то, ни другое. Но мне сказали, ты вообще ни с кем не разговариваешь.
– Нахмурившись, в характерном телеграфном стиле, говорящем о явной неловкости, добавляет: - Я не навязываюсь. Так уйти?