Победивший платит

Жоржетта

– Друг мой, - вполголоса и раздраженно замечаю я, - хоть у меня и нет формального права учить тебя вежливости, но еще пара выпадов в том же стиле, и наша встреча может оказаться отнюдь не тренировкой.

Пелл понимающе усмехается. Перспектива драться всерьез обычно греет ему кровь и радует сверх достойной цивилизованного человека меры.

– Ладно уж, - решает он отступить.
– Если тебе, Патриарх, так хочется покрасоваться перед своим младшим, а он достаточно воспитан, чтобы вести себя во время поединка тихо, так и быть.

Хотел бы я знать,

был ли я таким же невыносимо спесивым ублюдком? Если так, то поразительно, как я только не умер, подавившись собственной гордыней.

– Если ты при этом будешь помнить о том, что он - мой младший, и вести себя соответственно, можем считать этот вопрос решенным, - отвечаю, находя в официальном положении дел спасение от его высокомерия.

– Я помню, что он твой, - кивает Пелл, намеренно опустив определение.
– И позволь выразить тебе восхищение. Он теперь почти не похож на барраярца, а я-то их повидал достаточно.

– Ну что ты, - любезно парирую я, сощурясь, - это не моя заслуга, и не его. Как нет твоей вины в том, что даже твоя безупречная доблесть не смогла даровать победу твоему полку. Судьба, что с ней поделаешь...

Удар достигает цели, и Пелл морщится. Его полк изрядно поредел в свое время, и превосходство крови все равно не принесло Империи победы над упрямыми, дикими, отгородившимися от внешнего мира мужчинами, ставящих интересы своих господ выше собственного будущего.

– На поверку судьба обычно оказывается чьей-то глупостью, - отвечает Пелл, сбавив тон.
– Так я зайду сегодня?

– К ужину, - предлагаю я, и мы прощаемся. Спина у Пелла прямая, как палка, и оттого он кажется выше своего роста. А Эрик замкнулся, как забрало опустил, и я, не будучи уверен в том, бешенство ли это или простое раздражение, побаиваюсь предстоящего вечера. Безусловно, он не станет вести себя недостойно, но смогу ли я если не примирить этих забияк, то хотя бы вынудить их не враждовать в открытую?

И случившуюся сцену, и предполагаемый спарринг лучше обговорить без посторонних ушей. Мы выходим, попрощавшись с мастером и ничего не купив: в подобном состоянии не стоит брать в руки острую сталь.

– Не принимай на свой счет, - стараясь смягчить ситуацию, прошу я.
– Пеллу придется поумерить свою спесь, или это сделаю я. Дело не в том, что ты мой любовник, - быстро добавляю, дабы расставить точки над "i", - но так говорить о моем родственнике?

Что до спеси, то Пелл и вправду исключительно самолюбив и норовист, даром что не Старший. Его дед, лорд Хар, исключительной крепости старик - страшен, вспыльчив и мудр в равной степени. Но лет через пятьдесят, если ничего не изменится, Пелл и его переплюнет.

Эрик разводит руками.

– Иллуми, я тебя испортил. Тебя уже удивляет нормальная цетагандийская реакция на меня. Ты же сам так ко мне относился?

Парень прав, все дело именно в этой нестыковке ожидаемого и действительного. Я бешусь, когда замечаю в сородичах свои недавние реакции. И чем больше сходства, тем больше и бешенства.

– Я изменил свое мнение, - отвечаю, - и прочим неплохо бы уяснить, почему.

– Ты дружишь с Пеллом не меньше времени, чем я воевал, - негромко напоминает Эрик.
– И он имеет полное право, - тут барраярец замолкает, явно тщательно подбирая слово, - сторониться меня. Не то, чтобы я боялся твоего друга, но если мы поссоримся, неприятно станет тебе.

– Если дружба крепка, то вынесет и несогласие с моим выбором, - приходится отрезать.
– А если нет - это проблемы Пелла, не мои и не твои.

– А мне тогда что делать?
– спрашивает он почти беспомощно.

Я пожимаю плечами.

– Отбивайся от Пелла, когда он в очередной раз попробует тебя уязвить, и не лезь в драку сам.

– Иллуми, - укоризненно вздыхает он, - я и так держусь как какой-то чертов пацифист.

И я это ценю, в том не зазорно признаться.

***

Пелл выходит из машины и идет к дверям своей обычной, размашистой и упругой походкой. В сочетании с его невысоким ростом и взрывным характером эта манера ходить всегда создавала впечатление спешной целеустремленности, и рукопожатие тоже выходит энергичным.

– Ну, привет, - жизнерадостно здоровается он.
– Заждался?

– Мы с тобой фехтовали в последний раз месяца три тому назад, - напоминаю.
– Заждался, конечно.

– Ужас как давно, - соглашается Пелл и продолжает беседу на ходу: - Когда ты удалился за город в это свое отшельничество, я чуть было не заключил пари, что больше недели тебе там не выдержать. Хорошо, что я не так азартен, а то бы с треском проиграл.

– С кем же ты пытался поспорить?
– улыбаясь, интересуюсь я.
– С нашим Перышком?

– Ну как ты только догадался?
– иронизирует Пелл.
– Впрочем, что взять с человека искусства, который видит, я цитирую, "подлинное эстетическое совершенство в отступлении дикой природы перед человеческим гением", час подряд наблюдая за фигурной стрижкой кустов... Но не думал, что тебя хватит на два месяца сплошного эстетизма. Были сложности, от которых ты мудро решил укрыться за городом, я верно понял?

– Нет. И да, - не желая лгать, отвечаю я.
– У меня были сложности, которые я решал за городом.

– Могу лишь порадоваться тому, что они закончились, - усмехается Пелл.
– Сделать твоего младшего предлогом отъезда - тонкий ход, аплодирую.

Я незаметно улыбаюсь. Пелл перехитрил себя сам без малейших усилий с моей стороны.

– Это был не предлог, - сообщаю я, решив не вводить друга в заблуждение.
– Условно удачное стечение обстоятельств.

– Тем изящнее, - возражает Пелл.
– Твоего появления уже ждут с нетерпением, дружище. Столичные сплетники договорились чуть ли не до вашей с Бонэ клановой ссоры. Хотя много ему чести. Но если это и вправду так, рассчитывай на меня как на секунданта; никого другого на этом месте я не потерплю.