Победный ветер, ясный день
Шрифт:
— Этот чек был найден в кармане убитого гражданина Валевского… За несколько часов до смерти он сделал покупку у вас, я так понимаю. Сопровождавшие его люди видели его в последний раз чуть раньше, чем… — Бычье Сердце заглянул в чек. — Чем в двадцать два ноль три.
Известие об убийстве сразу же успокоило Оглы, поскольку напрямую его бизнеса не касалось.
— И что же вы хотите от меня? — обрадованно спросил он.
— Меня интересует, кто работал в прошлую пятницу, когда была совершена покупка. Я бы хотел побеседовать с этим человеком.
— Зачем?
— Вопросы
Свирепый вид майора сразу же привел Гусейна Эльдоровича в чувство. Оглы забился под прилавок, под крыло молоденькой перепуганной продавщицы.
— Кто работал в пятницу? Лена или Ира?
— Лена, по-моему, — прочирикала продавщица. — Я забыла вам сказать, Гусейн Эльдорович… В кассе не хватает тысячи ста двадцати рублей…
— Поговорим об этом попозже, — Оглы цыкнул взглядом на продавщицу. — Без посторонних… Какой номер телефона у Елены?..
…Продавщица по имени Елена появилась через полчаса, когда Бычье Сердце вдоль и поперек изучил ценники на товарах и успел одуреть от приглушенного гортанного клекота Гусейна Эльдоровича. Зато теперь он хорошо представлял себе особенности игры на кяманче [6] , не путал Нахичевань с Ленкоранью, а польские парфюмерные подделки смог бы легко отличить от венгерских.
Спешно прибывшая продавщица оказалась суровым темно-рыжим созданием с экстремальной, под корень, стрижкой. Она хорошо бы смотрелась на крупе лошади или в гнезде дельтаплана. Или, на худой конец, в каком-нибудь рассаднике альтернативного искусства с многозначительной сигарой в пальцах. Интересно, что делает такая стильная дамочка в ларьке на станции метро? Подменяет заболевшую подругу, попутно залечивая копчик, ушибленный при прыжке с парашютом? Или ожидает открытия горнолыжного сезона в Швейцарских Альпах?
6
Кяманча — народный смычковый инструмент.
Бычье Сердце приуныл: стильные дамочки никогда не были его коньком. Стильные дамочки душили Бычье Сердце ипритом феминизма, расстреливали его трассирующими пулями презрения. И водружали на несчастной буйной головушке майора Сиверса флаг превосходства. Две (учитывая Лику Куницыну) чертовки за день было многовато, и Бычье Сердце моментально встал в бойцовую стойку. Балетной дряни он проиграл с сухим счетом, но с парфюмерной уж как-нибудь справится.
— Вы работали в пятницу вечером? — рявкнул Бычье Сердце, делая ударение на «вы».
— Да, я. А что случилось?
Бычье Сердце без всяких предисловий вывалил перед продавщицей несколько фотографий Ромы-балеруна. Самых щадящих фотографий. Без привкуса убийства: молодой человек с рассыпавшимися по лбу волосами, может быть, слегка мертвый, но в общем — симпатяга. Стильная дамочка взяла снимки без всякого интереса и несколько секунд рассматривала их. Секунды множились, напирали друг на друга, складывались в минуты; Бычье Сердце даже успел изучить две длинные, узкие, как листья ириса, пряди дамочки: они художественно вылезали на щеки, что, должно быть, стоило немалых денег в какой-нибудь парикмахерской.
Дамочка ухватилась за одну из прядей и пустым, равнодушным голосом спросила:
— Что с ним?
Бычье Сердце был не особенно силен в психологии, но даже он понял: так спросить может жена, мать, возлюбленная. Но никак не посторонняя продавщица, сбагрившая товар на сумму одна тысяча восемьсот рублей. И ее голос — он не был пустым.
Он был опустевшим! Как дом без хозяина, вот каким он был!
— Вы его знаете? — Бычье Сердце благоразумно смягчил тон.
Секунды снова начали множиться и напирать друг на друга. А дамочка держалась за фотографии как за край карниза: до дрожи в сведенных пальцах.
— Нет… Я не знаю его.
Это был совсем не тот ответ, который ожидал услышать Бычье Сердце.
— То есть, — тотчас же поправилась дамочка, — я его видела. Я его не знаю, но видела. Он покупал у меня одеколон, вечером в пятницу.
— И вы его запомнили.
— Запомнила… Он долго выбирал… Одеколон достаточно дорогой. У нас не так часто делают подобные покупки.
— Как назывался? — злясь на себя, спросил Бычье Сердце.
— Кто?
— Одеколон.
— «Сто видов Эдо». А что с ним?
— С кем?
— С этим… С этим человеком…
— Ничего. Он погиб. — Вот так, Бычье Сердце, дави, мочи стильную дамочку, не давай ей опомниться! Привыкли, понимаешь, к лошадям и сигарам!
— Как погиб? — Дамочка недоверчиво улыбнулась. От такой улыбки, пожалуй, и свихнуться можно!
— Лучше расскажите-ка мне… Он подходил к вам один?
— Один.
— Никаких признаков беспокойства не выражал?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, может быть, нервничал?
— Нет. Он сказал, что выбирает подарок приятелю. Попросил.., что-нибудь подороже. Я предложила ему «Сто видов Эдо».
Очень оригинальный запах, не резкий, сдержанный… Респектабельный, так будет точнее. Из новой коллекции Па…
Черт возьми, дался ей этот одеколон!
«Сто видов Эдо», или как там его… «Сто видов» были ее единственной опорой, обломком доски, за который она цеплялась, чтобы не быть унесенной в открытое море.
В открытое море сумасшествия. А Бычье Сердце стоял на безопасном берегу и наблюдал за ее муками. Пусть ее, раз ей так нравится. Нет, он был совсем не против помочь, даже спасательный круг заготовил: только крикни. Но дамочка упорно молчала.
И что-то явно недоговаривала.
— Значит, ничего экстраординарного вы в поведении покойн.., этого человека не заметили?
— Нет, — поколебавшись, протолкнула она, сквозь плотно сжатые зубы.
— Из вашего киоска хорошо просматривается выход. — Это была чистая правда;
Бычье Сердце убедился в этом сам, постояв минуту на месте продавца. Стеклянные двери метрополитена выходили на улицу Марата: именно здесь, недалеко от выхода (если верить Куницыной и Мюрисеппу), Валевский припарковал свой джип. — Вы не заметили, он пошел к выходу? Или, может быть, спустился в метро? Может быть, кто-то подошел к нему?