Победы, которые не умирают
Шрифт:
Прокл устало вытер лоб, вложил в ножны меч, проследил за процессией, уводившей пленников в лагерь, и нахмурился. Гектор пока не подошёл. Внезапно его внимание привлёк визг, раздавшийся из-за деревьев, и Прокл поспешил обратно.
Солдат, от которого Прокл спас сына, без сознания лежал на пропитанной кровью земле. Осколки кости выглядывали из кровавого месива правой руки.
Гектор держал раненого за левое плечо, тряс его и орал: – Ты, убийца! Зачем ты убил маму?! Кто тебе приказал? Отвечай! Отвечай, ублюдок!
Прокл вздрогнул,
– Отвечай, мразь! Зачем ты её убил? – голос Гектора снова прорезал утренний воздух, потом дорифор жалобно и тонко завыл, и Прокл внезапно очнулся. Он прыгнул к сыну и с трудом оторвал от раненого.
– Гектор! Послушай, Гектор! Оставь его! Он тебя не слышит! Оставь, ты его убьёшь! Хочешь, чтобы он сдох, не сказав правды? Хватит! Он вряд ли сейчас помнит, о ком ты говоришь! Дай ему прийти в себя!
Гектор обернулся, и Прокл подался назад, столько безумия увидел он в глазах сына. Тот заорал:
– Если сам не хочешь, то не мешай… А я хочу… – Гектор замолчал, решая, чего же он хочет. Прокл внимательно посмотрел на него:
– Откуда ты знаешь, что её убил он?
Гектор поражённо уставился на отца.
– Ты что? Конечно, он! Это же его кинжалом убили маму! А кто ещё это мог быть?
– Он мог отдать кинжал другу, начальнику, да мало ли кому! Я верю тебе, я уверен, что он убил Софию, но мне этого мало! Я хочу знать наверняка! Хочу знать, зачем он это сделал!
– Да плевать мне, зачем! Это был он, и я хочу, чтобы он сдох! – Гектор пнул лежавшего на земле человека и хотел было воткнуть в него меч, но Прокл обхватил его сзади и оттащил в сторону.
– Дай мне его убить! Не смей мешать! Если сам боишься, дай мне!
Гектор почувствовал, как руки отца отпустили его, и от неожиданности упал на колени, упёршись руками о землю. Ладони скользнули по кровавой каше, разъехались в стороны, и Гектор ударился подбородком о незамеченный им камень. Зубы клацнули, в глазах потемнело, а подбородок саднило. Гектор помотал головой, приподнял голову, потом перекатился на бок и увидел протянутую руку отца. Он задумчиво посмотрел на неё, потом всё же протянул свою, запачканную землёй и кровью. Прокл рывком поднял сына на ноги, осторожно придержав, когда тот покачнулся. Гектор ещё толком не пришёл в себя, когда услышал слова отца:
– Если хочешь, можешь убить его прямо сейчас. Давай. – Прокл процедил это нехотя, сквозь зубы, и Гектор недоверчиво прищурился.
– Я никому и слова не скажу. Его смерть ни у кого не вызовет сомнений. Убить его потом ты не сможешь. Ну, решай.
Гектор отступил на шаг, до него медленно доходили отцовские слова, и он нерешительно перевёл взгляд на раненого.
– Ну, в чём дело?
– А почему ты сам его не убьёшь?
– Потому что я не уверен, что Софию убил он.
– Но ты позволишь мне покончить с ним, хотя и не уверен в его виновности?
– Да.
– А что потом?
– Ты так и не узнаешь правды. И был он виновен или нет, ты тоже не узнаешь. Зато
Гектор долго молчал, глядя на дорифора. Он представил себе, как берёт меч и пронзает им беспомощного человека…
Он не мог. Просто не мог. Постепенно Гектор остывал, наваждение прошло, но жажда справедливости и желание найти виновного остались.
– По-твоему, он придёт в себя? Я должен знать, что тогда произошло. А его должны судить за убийство.
– Думаешь, я этого не хочу? Думаешь, мне всё равно? Ты действительно веришь, что я думать забыл о Софии? – Прокл буквально кричал, словно избавляясь от накипевшего за последние годы. – Я долго тогда искал его по всем Афинам. Но он как в Аид провалился! Никто ничего не говорил! Все молчали!
– Но ты мне ничего не рассказывал… – выдавил Гектор.
– Нечего было рассказывать. Да и мал ты был тогда. Это ведь была не случайность, что мы так быстро уехали из города. Почему я присоединился к Клисфену, хотя ненавижу политику? Почему отдал ему деньги, одолженные Мильтиадом? Да потому, что в одиночку я ничего бы не сделал! Я уехал из Афин, чтобы иметь возможность сражаться! А ты думал, я испугался? – Гектор одно время так и думал, но признаваться в этом сейчас было стыдно.
– Ладно, не отвечай, я и так понял. Я не хотел ничего тебе говорить, потому что не знал, как всё было. И сейчас не знаю. А вот он знает, – Прокл кивнул на мужчину. – И всё расскажет. Защищать и прятать его теперь некому, так что нам нужно лишь подождать, пока он очнётся. Согласен?
– Но как мы его судить будем? Мы же не в Афинах. У нас даже врача нормального нет!
Прокл неожиданно улыбнулся. Это была скорее даже гримаса – холодная, жестокая и торжествующая.
– Думаю, скоро мы вернёмся в Афины, – тихо сказал он. – Знаешь, кого мы захватили?
Гектор с любопытством уставился на отца.
– Эти люди были телохранителями Гиппия и охраняли его сыновей. Теперь они у нас! – Голос Прокла стал громче, когда он повторил: – Дети Гиппия у нас.
Прокл огляделся.
– Давай дотащим этого парня до лагеря. Здесь нам больше делать нечего.
Гектор кивнул. Сегодня он увидел отца таким, каким даже не представлял. Сам он был словно выжатый виноград, и его пробирал холод, несмотря на усиливавшуюся жару. Гектор молча помог Проклу соорудить носилки и вдвоём они потащили раненого в лагерь. Гектор шёл впереди и не замечал улыбки, которая время от времени трогала губы отца.
В лагере их ожидали новости. Клисфен едва не плясал от радости, выкладывая Проклу внезапно возникшие планы.
– Это действительно сыновья Гиппия. Он хотел отослать их подальше от опасности – наверное, к своему брату Гегесистрату, тирану Сигея, или к дочери в Лампсак, – но в результате они оказались у нас в руках. Теперь Гиппий выполнит наши условия, ему некуда деваться. Отличная работа! Благодаря тебе, Прокл, у нас есть заложники, о каких можно только мечтать! Я уже послал гонца Гиппию, так что скоро мы окажемся в Афинах!