Победы, которые не умирают
Шрифт:
– Да, я слышал, что Дельфы – богатое место. Наши часто туда ездят. Значит, ваш Клисфен тоже решил счастья попытать? Повезло – этот храм славится на всю Элладу, так что восстанавливать его будут долго и дорого. Ну, и как тебе на новом месте?
– Да так себе. Народу там полно, и все мечтают оттуда поскорее перебраться в Афины. – Гектор внезапно улыбнулся, заметив кого-то, и замахал рукой: – Леандр, иди к нам! Знакомьтесь, это Клеант из Спарты, а это Леандр из Каркинитиды в Северном Понте.
– Мы знакомы, – Леандр вертел головой, ещё не до конца освоившись в Олимпии.
– Мы говорили о Дельфах – ты был там? – спросил Гектор Леандра.
– Нет, но слышал. Это ведь святилище Аполлона, где оракул находится и предсказания делает? Мне говорили, что туда за пророчествами едут со всех концов эллинского мира, так же как со всей Ионии люди собираются к оракулу храма Аполлона Дидимского
– Это точно. Все любят знать, чем кончится то, что даже не началось, – хмыкнул Клеант.
– А что, в Спарте разве не обращаются к оракулу? – спросил Гектор.
– Да, спартанцы ездят в Дельфы или сюда, в Олимпию, где тоже есть оракул, только Зевса, а не Аполлона. Ты был в Дельфах?
– Нет, но знаешь, – обратился Гектор к Клеанту, – мы ездили на Херсонес Фракийский…
– Это где?
– Где пролив Геллеспонт, ну тот, что ведёт из нашего Эгейского моря в Понт. А там, представь, я встретил Праксидама – помнишь его? – Клеант слегка вздрогнул, но Гектор не обратил внимания: – Вот он нас и познакомил с Леандром. И ещё я там познакомился с Мильтиадом, местным правителем, и он тоже мне понравился, куда больше, чем Клисфен.
Мильтиад, как и Клисфен, Клеанта не интересовал, зато весть о Праксидаме он не пропустил, поэтому прервал восторги Гектора:
– Что там делал Праксидам?
– У них с отцом Леандра какие-то торговые дела. Чем вы торгуете, хлебом?
– Да, – коротко ответил Леандр. – Зерно поставляем на Эгину.
Тут Клеант не выдержал:
– А где он сам? Он обещал приехать к своему ученику.
– Да, к Ксеноклу, – кивнул Леандр. – Но и тебя он тоже хотел видеть. Когда он из Элиды вернулся, то сказал, что ты можешь стать чемпионом. Он тебя, похоже, уважает. У него ведь учеников хватает, но он про тебя очень хорошо отзывался. Праксидам просил тебе и Ксеноклу передать, что скоро будет. Несколько дней назад он по делам поехал в Аттику. Сказал, что в Олимпию приедет прямо оттуда. Я думал, что он уже здесь, ведь соревнования начнутся завтра?
– Завтра только первый день – он посвящён жертвоприношениям и клятвам. Будет процессия. Соревнования послезавтра. Ты ведь здесь первый раз?
– Да, всё так необычно. У нас почти не проводят соревнований, тем более таких. Можете показать, что тут где?
Троица, к которой незаметно присоединился Ксенокл, направилась к воротам Альтиса, чтобы повторить тот путь, которым Праксидам четыре года назад вёл Клеанта с Гектором.
Торжество переполняло Клеанта, когда он в составе процессии на следующий день возносил свою мольбу богам, и то же чувство он испытал, когда обогнал всех эфебов в беге на укороченный стадий и первым пересёк заветную линию. Но когда весь стадион приветствовал его, Клеанта, он понял, что победа не принесла ничего, кроме горечи. Он хотел, чтобы за него порадовался Праксидам, но тот так и не приехал. Соревнования начались с рассветом, и Клеант до конца надеялся, что эгинец успеет, однако когда вечером Леандр с Гектором налетели на него после победы, чтобы поздравить, Клеант понял, что Праксидама нет. И не будет.
Уже позже, после соревнований, Калипп, отец Ксенокла, сообщил, что Праксидам и ещё несколько человек погибли при нападении, совершённом на их корабль афинянами. Новость принёс один из эгинцев, который уезжал в Аттику с Праксидамом, – он единственный выжил в стычке.
Клеант впервые услышал, что Эгина и Афины – давние враги, что между ними идёт постоянное соперничество за торговые пути в Эгейском море, за влияние на соседние полисы, за что-то ещё, что для Клеанта сейчас не имело никакого смысла. Важно было лишь то, что из-за этой враждебности какая-то кучка афинских ублюдков напала на судно Эгины, напала в дни, когда военные действия запрещены. Ничего толком не было известно: тот, кто выжил, мало что мог сообщить, так быстро всё произошло. Он почти ничего не помнил, потому что сразу был оглушён и потерял сознание – наверное, его сочли мёртвым. Афиняне, конечно, заявили, что не отвечают за всех пиратов, но многие, особенно эгинцы, хмурились, поглядывая на пришельцев из Аттики.
Весёлый пир, который закатили устроители после соревнований, не принёс Клеанту радости. Даже Милон из Кротона, который в седьмой раз участвовал в играх и уступил схватку своему соотечественнику Тимасифею, не выглядел таким расстроенным. За вечер Клеант уже успел искусать себе губы до крови, и ему всё тяжелее было отбиваться от настойчивых зрителей, которые считали его счастливчиком. Этеолк поздравил Клеанта с победой и пообещал, что государство непременно его вознаградит. Леандр был мрачен и мало что замечал: новость о смерти Праксидама была для него ударом, как и для Ксенокла, который на играх победить не смог, но сейчас об этом и не думал. Гектор был скорее задумчив: после гибели матери другие потери не вызывали у него сильных эмоций.
Незаметно выбравшись из толпы, Клеант пошёл в темноту, мимо гимнасия, туда, где слышалось тихое журчание Кладея. Юноша нагнулся над водой и сполоснул лицо. Лучше не стало, и он лёг на живот, погрузив лицо в воду. Через несколько мгновений он отфыркивался, с трудом восстанавливая дыхание. Глаза жгло, губы болели, стиснутые зубы ныли от напряжения, ногти впивались в сжатые ладони, а сил, чтобы подняться, не было. Клеант перевернулся на спину и уставился в небо, где давно сияли звёзды, а лунный диск мягко светился, расплываясь перед глазами. Слёзы текли по лицу, смешиваясь с оставшейся на коже водой Кладея, но Клеант не замечал их. Завтра будет чествование – он получит оливковый венок из рук агонофета, а потом его ждёт торжественная встреча в Спарте, но мысль об этом вызывала лишь раздражение. Он, конечно, выдержит, будет вести себя, как чемпион, ведь Праксидам так хотел этой победы, и пусть душа его радуется, но сам Клеант не испытывал ничего, кроме боли. Теперь он понял, каково было Гектору после смерти матери, понял, что он должен был, но не мог испытывать после смерти собственного отца. Понял значение слова «потеря» – это тяжесть, от которой опускаются плечи, а внутри образовывается пустота.
Леандр видел, как Клеант ушёл, но решил ему не мешать. Только теперь он осознал, насколько тяжёлой оказалась смерть Праксидама для Клеанта. Он и сам чувствовал нечто подобное, ведь за последний год Праксидам так прочно вошёл в его жизнь, многому научил, помог лучше понять Элладу, о которой Леандр раньше слышал от отца. Он погиб в то время, которое богами было определено, как время мира, и это усиливало ощущение нереальности и абсурдности происходящего.
Олимпийские игры всегда были всеобщим праздником, но на этот раз он обернулся трагедией по крайней мере для нескольких человек. Гектор весь вечер вспоминал прошлые игры, когда его мать была жива, а жизнь казалась простой и весёлой. Клеант не знал, куда деваться от своей славы после того, как узнал о смерти Праксидама. Леандр даже заметил, что спартанец, не отдавая себе отчёта, сторонился Гектора – представителя тех самых Афин, граждане которых напали на корабль Эгины. Он надеялся, что Клеант сумеет преодолеть своё горе и не ожесточится, но вряд ли ему, Леандру, представится возможность это узнать. Завтра он покидает Олимпию. Леандр решил, что заедет на Эгину отдать последние почести Праксидаму, а оттуда поплывёт домой. Он соскучился по отцу, который всегда был ему другом, отдавал ему всего себя – теперь Леандр видел это как никогда ясно. Он хотел порадовать Иолу рассказом о её брате и их странных взаимоотношениях. Завтра начинается его путь домой, и вернётся ли он в Элладу – кто знает. Но он никогда не забудет эмоций, которые охватили его здесь, в Олимпии. Свобода, лёгкость, сопричастность великому событию, радость в первые два дня, не омрачённые смертью друга, заставили Леандра задуматься о своей судьбе. Он жаждал снова оказаться среди этих людей, показать, на что способен. Но он знал также, что линия судьбы не известна никому, и Леандр сомневался, что даже дельфийский оракул смог бы её предсказать.
Глава 3
– Неужели без Спарты мы не можем выбросить Гиппия из Афин? – Прокл не скрывал раздражения: – Звать чужаков на нашу землю – не слишком ли большая цена за победу? Неужели нам не хватит поддержки Дельф?
– А что ты хочешь? – не выдержал Клисфен. – Чтобы мы так и сидели в этих Дельфах, ничего не делая? Посмотри, какое Гиппий выстроил себе убежище на холме Мунихий в Пирее. Кроме того, он уже отправил послов в Персию. Дарий после бесславного возвращения от скифов только и мечтает о какой-нибудь победе. Он заставил македонского царя признать свою власть! Тот даже согласился свою дочь Гигею выдать за этого перса… как его там – Бубара, вроде. Правда, македонцы утверждают, что убили семерых персидских послов, а замужество – лишь стратегический ход, но ход этот, похоже, привёл их волку в пасть. Теперь Бубар распоряжается в Македонии, а царь Македонии Аминта с сыном Александром – одно название, что цари. Мы не можем терять время, Прокл! Нам и так туго пришлось после боя у Лепсидрия, когда Гиппий напал на нас всей своей армией. Сколько достойных людей мы там потеряли – вспомнить страшно! Да что я говорю, ты ведь сам чуть не погиб! Нам повезло, что удалось унести оттуда ноги! И ещё больше нам повезёт, если Дельфы станут на нашу сторону. Тогда спартанцы обязательно нам помогут.