Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942
Шрифт:
Вдруг Бен Омар громко рассмеялся и, продолжая разговаривать, направился к машинам. Остальные последовали за ним.
Моя рука поползла к «Парабеллуму», но слово «motocicletta» дало мне понять, что я их не интересую. Оба англичанина осмотрели мотоцикл, который несчастный итальянский посыльный оставил нам после своего внезапного и кровавого ухода из жизни.
Рассматривая англичанина, склонившегося над мотоциклом, я заметил короны на его нашивках и понял, что нахожусь в почетной компании майора.
Через десять минут беседа неожиданно прекратилась – вдали послышался шум моторов. Все внимательно прислушались,
Но Ибрим достал «Брен» из верблюжьей шкуры, и послышался звонкий щелчок предохранителя. Поскольку мы не двигались, нас было трудно отличить от любой другой кучи камней, лежащей рядом. Но наш броневик «моррис» рассмотреть было можно.
Мимо прогрохотал грузовик, и сквозь шум мотора были слышны слова какой-то итальянской песни. Вскоре этот призрак итальянской армии исчез в клубах пыли в направлении Сиди-Бу-Рави, где находились бараки бригад «Триполитанская лошадь» и «Верблюд».
Ни англичане, ни арабы больше не обращали внимания на проезжающих итальянцев. Они продолжали свои переговоры по-арабски, как будто солдаты Муссолини были для них пустым местом. И я, пожалуй, был с ними в этом полностью согласен.
Через полчаса переговоры сторон закончились и, после торжественных прощаний и небрежно брошенного в мою сторону «салям алейкум», англичане ушли, растворившись в ночи.
Оба араба стояли и прислушивались, а когда вдалеке послышалось уханье совы, они повернулись и забрались в «моррис».
Бен Омар сдержанно усмехнулся.
– Видел когда-нибудь англичан так близко? – спросил он.
Я сказал, что во время войны не видел, кроме мертвых и пленных, и что мне было интересно посмотреть на людей, ведущих себя как ни в чем не бывало в опаснейшем походе.
– Конечно, – сказал я, – я встречал многих англичан до войны, когда был моряком, но они говорили по-английски, а не по-арабски.
Бен Омар дал знак запустить мотор, и мы отправились в путь. Мы углубились в пустыню, где вдали, чернея на фоне темного неба, едва различались очертания невысоких гор Эль-Ахдар.
Через два часа мы уже ехали по нашему сухому руслу. Я знал, что вскоре покину это место и буду вновь предоставлен самому себе.
Оставив броневик в пещере-гараже, мы принялись за ужин, который приготовила нам Селина. Абдул тоже ждал нашего возвращения. Ибрим и Бен Омар отчитались перед ним о переговорах, и он с удовлетворением принял появление еще одного мотоцикла в своем уже многочисленном парке. Мы легли спать почти на рассвете.
Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Взглянув на часы, я увидел, что уже почти полдень, и поспешно вскочил на ноги. Живя с арабами, я потерял былую бдительность. Но я знал, что мой отпуск в этом укромном месте подходит к концу, и машинально поднял свой пистолет, лежавший рядом на кровати. Отныне он снова будет моим лучшим другом.
Следующее, что я заметил, была обесцветившаяся коричневая краска на моих руках и ногах. Однако когда я взглянул в зеркальце, то отражение в нем прогнало все остальные мысли. Интересно, как теперь смыть все это? Я решил спросить Ибрима. В конце концов, не могу же я всю жизнь ходить загримированным под араба!
Глава 29
ЗАСАДА
Надевая шорты и рубашку, я почувствовал, что в главной пещере происходит что-то необычное. Войдя туда, я увидел десяток арабов, сидевших на корточках подле ящиков с боеприпасами. Одни набивали патронами патронташи, другие снаряжали пулеметные ленты. Меня поприветствовали привычным «салям алейкум», а улыбки на лицах парней, заметивших краску на моем лице, руках и ногах, выглядели заговорщически.
Ибрим поманил меня рукой, и я вошел вслед за ним в пещеру, где подавали кофе. Он поведал мне, что готовится крупный налет на конвой итальянских грузовиков с продовольствием.
– Ты имеешь в виду конвой грузовиков или один грузовик? – переспросил я, полагая, что неправильно понял.
– Нет, целый конвой из четырнадцати грузовиков с продовольствием и оружием, идущий в Дерну, – спокойно ответил он.
Его заявление поразило меня.
– Неужели вы решитесь напасть на целый конвой! Ведь вся прибрежная дорога от начала до конца забита грузовиками с грузами! Вы же не успеете отрезать один конвой, как другой вывернет из-за поворота и перестреляет вас всех до одного! – сказал я.
– Amico, в Киренаику ведет много дорог, – возразил он.
– Я знаю это! Но ведь конвои идут по Виа-Бальбия, потому что это довольно хорошая дорога.
– Да, хорошая, – согласился он и налил мне кофе. – Но этот конвой из четырнадцати грузовиков проследует по объездной дороге на Мартубу. Два грузовика останутся в Мараве, несколько других – в Слонте, а один свернет с мартубской дороги, чтобы доставить припасы немецкому наблюдательному пункту около Эль-Джерари, где ваши люди развернули узел связи. Остальные пойдут на Дерну в объезд через Мартубу. По крайней мере, таков у них приказ. Но мы пустим их по новому пути!
Уверенность, с которой Ибрим говорил о маршрутах конвоев, расположении военных постов и количестве грузовиков, направлявшихся в конкретные точки, заставила меня содрогнуться. Что представляла собой эта организация повстанцев? И насколько широко раскинута сеть арабских агентов? Наверное, они имеют своих людей в итальянском армейском штабе, которые передают им точную и своевременную информацию о движениях итальянских конвоев. Я не мог постичь размах всего этого, систему разведки и, наконец, ее функцию как отдельной структуры в организации повстанцев. Теперь я, наконец, понял, почему английские разведдозоры могли уезжать так далеко от своих баз и чувствовать себя в сравнительной безопасности. Им помогали арабы, снабжавшие английских разведчиков нужной информацией. Ненависть арабов к своим итальянским хозяевам была поистине безграничной, иначе они не организовали бы столь сильное движение сопротивления.
Вновь наполнив мою чашку кофе, Ибрим рассказал мне, что они собираются атаковать конвой в двадцати милях от Барки, где мартубская дорога сворачивает в каменистую горную местность и изобилует поворотами на серпантине. Я не был на этой дороге, но по описанию Ибрима и по тому, что я узнал из карт, у меня сложилось довольно ясное представление о ней. Пыльная, неровная, извилистая и крутая, просто созданная для засад.
– А где этот конвой сейчас? – спросил я.
– Пока еще в Барке, – ответил Ибрим и цинично улыбнулся, – водители накачиваются красным вином и сидят в доме синьорит!