Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942
Шрифт:
Санитар понимающе кивнул.
– А почему ты не хочешь отнести ее в почтовую палатку? – предложил он, указывая на шатер с намалеванной на нем надписью «Полевая почта».
– Не могу, – сказал я ему. – Это специальная посылка от штабного полковника в Дерне. Он просил погрузить ее прямо в самолет, чтобы не было задержек. Похоже, ему чертовски хочется, чтобы она побыстрей дошла до дома, – сказал я санитару, наблюдая, как мимо проходят несколько солдат военной полиции. Но они не обратили на нас никакого внимания.
– Так ты тащился из самой Дерны, чтобы доставить посылку прямо на самолет? –
Я усмехнулся, смущенный таким поворотом разговора.
– Да, из самой Дерны, – сказал я. – Ты знаешь, для этих штабных шишек нет никаких проблем, пока кто-то за них бегает, а я теперь могу проторчать здесь до конца дня, пока не прилетит, наконец, какой-нибудь самолет.
Он хмыкнул, бросил окурок и растоптал его сапогом.
– Если хочешь, можешь отдать ее мне. А я передам ее в самолете экипажу. И не придется тебе болтаться здесь. – Санитар сказал это так обыденно, что я чуть не упал с сиденья. Это же был самый простой выход, а я даже не подумал о нем. Теперь нужно было действовать быстро. Этим шансом нельзя было пренебрегать.
– Я не знаю, – сказал я. – Ты уверен, что сможешь правильно все сделать? Я хочу сказать, ты уверен, что пилот возьмет у тебя не проверенную цензурой посылку? – Я с сомнением посмотрел на него. – Видишь ли, я посыльный. Летчики должны получить ее из моих рук, – добавил я как бы между прочим.
Санитар усмехнулся.
– Если посылка совсем небольшая, ты можешь спокойно отдать ее мне. А я передам ее одному из раненых, летящих домой. Мы всегда посылаем так свои посылки, – раскрыл он мне солдатскую уловку, о которой я не знал.
Я показал свою посылку, вытащив ее из-под сиденья.
– Она не слишком большая? – спросил я.
Санитар засмеялся:
– Вот черт, и ты называешь это посылкой? Да это всего лишь спичечный коробок! – Похоже, его это позабавило. – Нет проблем. Мы, бывает, посылаем раз в пять побольше, – заверил он меня.
Я передал ему посылку, и он сунул ее под мышку.
– Ну что ж, это сэкономит мне массу времени, – сказал я с великим облегчением.
– Все в порядке. Торчать в этой парилке – удовольствие маленькое, – сказал санитар. – Я, пожалуй, отдам посылку кому-нибудь из раненых до прилета самолета. Ну, до встречи! – И с этими словами он пошел к санитарным машинам.
– Спасибо! – крикнул я ему вдогонку от всей души.
Он помахал рукой, даже не обернувшись, и исчез среди машин.
Не желая больше испытывать судьбу, я нажал на газ и направился к шлагбауму, мимо которого проехал только полчаса назад.
Часовой не торопясь поднялся с корточек и подошел к подъемнику шлагбаума. Меня распирало от радости, что я избавился от посылки. Я не удержался и накричал на него. Его ленивые движения ускорились, и он наконец поднял шлагбаум.
Наверное, он ругал меня последними словами, когда, умчавшись на своем джипе, я оставил его стоять в клубах пыли и отплевываться от песка.
Глава 34
СТРАХ
Странствуя в качестве дезертира, я достиг перекрестка дорог, где должен был принять решение, в каком месте пересечь границу Ливии и в каком направлении ехать. У меня не было больше причин задерживаться в этой стране, где за мной охотились немцы, которые
Если бы меня поймали итальянцы, им пришлось бы передать меня немецким военным. Однако мое существование с момента поимки до момента передачи немцам стало бы совершенно невыносимым. Я мог представить себе все издевательства, которым подвергнут меня итальянцы, – побои, пинки, пытка жаждой и другие удовольствия, порождаемые лютой ненавистью и злобой, особенно когда итальянцы имеют дело с одним человеком, а не с бригадой британцев. Я понял, что бесполезно пытаться достать бензин и другие припасы в Бенгази. Поэтому я решил вернуться в Барку. Это можно было сделать двумя способами. Я мог либо вернуться на окраину Бенгази и следовать по прибрежной дороге, которой я приехал сюда, либо резко свернуть в глубь материка и двигаться по дороге через Эль-Абьяр, хотя она не имела такого покрытия, как Виа-Бальбия. К тому же она была на несколько километров короче и не переполнена бесконечными конвоями. Я решил ехать по ней. Вскоре я был уже далеко от аэродрома.
Хотя путешествие было не из приятных, сама мысль, что на дороге на Барку через Эль-Абьяр не было военной полиции, радовала меня. Я не встретил там ни одной машины. Трасса была покрыта крупнозернистым песком и каменистыми ухабами, а вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась пустыня, утыканная отдельными колючими кустиками.
После часа езды машина покрылась толстым слоем пыли. Тремя часами позже я неожиданно натолкнулся на двух немецких солдат, несущих патрульную службу на Эль-Абьяре.
Встречи с патрулем я здесь не ожидал. Два солдата с винтовками на изготовку появились столь неожиданно, что я впервые с момента дезертирства оказался не готовым к действию. Я остановил машину и, высунувшись из кабины, еле смог сказать «привет».
Они ответили более бодрыми голосами и опустили стволы винтовок, увидев, что я немец.
– Черт, какая неудача, – сказал один из них, и я озадаченно посмотрел на них. – Мы думали, вы англичанин, когда увидели вашу машину вдалеке, – объяснил солдат. – А куда вы направляетесь?
Я сдвинул на лоб пропыленные защитные очки и, щурясь от солнца, взглянул на них.
– В Барку и дальше в Эль-Макили, – ответил я и потянулся за бутылкой с водой, чтобы размочить комок страха, засевший в груди.
– Вам надо было ехать по прибрежной дороге – это как воскресная прогулка, – сказал один из них.
Я с сомнением покачал головой, прихлебывая из бутылки.
– Вы ошибаетесь, – ответил я и протянул ему бутылку: – Хлебните!
Но он отказался, сказав, что у них этого добра хватает.
– Виа-Бальбия так забита конвоями, что там и скорости не наберешь. Кроме того, нет ничего хуже, как ехать между двумя дизельными грузовиками и глотать пыль и их вонючий выхлоп! – сказал я солдатам, плотно завинчивая бутылку и засовывая ее в бардачок. – А вы-то чего здесь торчите? – сумел я, наконец, задать вопрос. Меня очень интересовало, что они здесь делают, ибо в этом месте не было ничего, кроме этих двух солдат, – ни машины, ни укрытия, ничего.
– Ловим, – ответил молчавший до этого солдат.