Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
Вот так. Сейчас я покажу этому идиоту-фронтовику, как могут командовать офицеры штаба. Причем, непосредственно на месте операции. Несколько человек пошло без малейшего ропота. Шильке даже чувствовал, что они горды участием в этом предприятии. Несколькими фокусами он смог убедить этих недавно мобилизованных молокососов, что наконец-то ими командует нужный человек на нужном месте. А бог войны впечатление производил. Шильке все-таки глянул на свой пулемет Томпсона, привезенный недавно из Франции по специальному заказу контрразведки. Господи Иисусе! Ни с левой, ни с правой стороны рукоятки затвора не было. Так где же он имеется? Как перезарядить эту холеру? К счастью, увидал! Есть! Сверху. Он резко дернул рукоятку. Резкий треск привел к тому, что идущие ближе всего поглядели на него с признанием. Такое оружие… Легенда! Шильке подумал, а есть ли в магазине присланного с западного фронта автомата американские патроны? И вообще, хоть какие-нибудь патроны? Ну нет! Должны быть, судя по тяжести оружия. Сам он абсолютно во всем этом не разбирался. Единственное, из чего стрелял, это служебный пистолет. В рамках подготовки засчитал только пару стрельб. Честно говоря, результаты ниже среднего. В общей сложности, в мишень он выпалил десятка с два патронов. Но ведь никто от него стрелковых чудес и не ожидал. Он ведь служил в контрразведке, которой было важно, чтобы он сам не подстрелил себя из собственного же пистолета. Вот Холмс тоже не умел стрелять. И говорил, что никакого значения это не имеет. Самое главное – это спокойствие духа и контроль над ситуацией. Вот это последнее у них двоих выходило на удивление замечательно, в особенности с недавнего времени. Не сражение ковбоев с индейцами, но столкновение мудрецов с терзаемым низменными побуждениями темным плебсом.
– Это наша лестничная клетка, - шепнул Гросс, указывая на темный проход. – Сами ступени безопасны, но вот площадки нужно проскакивать.
– Потому что?
– Потому что стреляют из коридоров, герр капитан.
– А пролеты нельзя чем-нибудь заслонить?
– Есть мешки с песком. Но лучше уж прыгать на удачу, чем ползти за ними, потому что могут бросить гранату.
Шильке вознес глаза к потолку.
– Какой-нибудь лазарет тут имеется?
– Нет, герр капитан.
– Тогда почему, блин, никто не послал людей по ближайшим домам и не размонтировал металлические сетки с кроватей на рамах? Ведь через такую граната не пролетит.
– А тогда бензином польют, герр капитан. А мы их гранатами через сетки не отгоним.
Шильке сглотнул слюну. Логика рядового и вправду была безупречной. Ну и ладно. Ведь штабной офицер и не обязан во всем разбираться. Когда они добрались до первой площадки на этаже, он и вправду увидал примитивную баррикаду из заполненных песком мешков. Нескольку скрючившихся за ними солдат оживилось, увидав нового офицера. Незаурядный вид их явно взволновал.
– Прыгайте первым, герр капитан, - шепнул Гросс. – Они не успеют выстрелить.
Прыгать? Ну, нет. Выпрямленный Шильке смело вышел и встал на расставленных ногах. Нажал на спусковой крючок "томпсона". Патроны в средине все-таки были, потому что автомат выстрелил дважды, прежде чем его заело. Пытаясь не допустить того, чтобы паника охватила его, Шильке укрылся за поворотом коридора. Он извлек магазин и, дергая за рукоятку затвора, заедание ликвидировал. Снова присоединил магазин. Перезарядил. Вообще-то, это был его первый реальный день на фронте. Сразу же за Шильке перескочил Гросс. Потом, по очереди, остальные члены группы. Со стороны противника не прозвучало ни единого выстрела.
– А вот и ошибочка, герр капитан, - шепнул сбоку кто-то ужасно запыхавшийся. – Они-то думали, что вы очередью врежете и позволите себя убить, а мы в это время из огнемета прижарим, и им будет хана. А тут ошибочка!
– Ну, - прибавил Гросс, - глупые Иваны головы попрятали.
Солдаты тихонько смеялись. В этот момент в них как раз и вступала новая надежда. Те, что лежали за баррикадой, показывали поднятые вверх кулаки. Они тоже на какой-то миг почувствовали себя лучше. Шильке сделал глоток из фляжки. В том же самом кармане у него, а как же, была спрятана еще одна, наполненная коньяком. "О чем это они?" – подумал он, так как совершенно не понимал, каким образом обманул противника, по его мнению, похоже, выдуманного.
– Выдвигаемся дальше!
– Так точно!
До следующего этажа они добрались без проблем. На конце коридора снова пришлось скакать. Командир первым, за ним солдаты. На сей раз противник стрелял, ему ответили пулеметы из-за баррикады. Но никого даже не ранило. Солдаты бросали свои кители и ранцы, чтобы спровоцировать врага, а потом, в моменты тишины, сами прыгали вперед, прикрываясь дымом горящей фотопленки, которую забрали в ближайшей фотомастерской, жгли даже набитые в коробки теннисные шарики из какого-то спортклуба. Огонь русских был не эффективным. Зато грохот в замкнутом помещении раздирал барабанные перепонки, из-за него хотелось блевать. Шильке впервые почувствовал, что, говоря по правде, он ужасно боится. Вот что бы на его месте сделал Холмс?
Он снял припорошенный известковой пылью шлем и оттер его платочком.
– Meine Herren, - произнес он бесстрастно, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Для меня огромная честь иметь возможность командовать вами во время этой операции. Перед нами уже только третий этаж.
Бинго! Теперь за ни была лишь чистейшая живая ярость, готовая атаковать и глядящая на него, как на Бога. Как легко руководить людьми, если держишь нервы на поводке. Как страшно, как панически он боялся, когда уже загудело в ушах. Это были настоящие выстрелы. Не так, как в тире. Эти были самыми настоящими. Черт подери! Парализующий страх давил дословно. Во что он, черт подери, вляпался? И зачем? Ведь он мог безопасно сидеть в тылу. И… И что? Его прусская натура требовала исполнения долга. Его человеческий страх приказывал ему сматываться отсюда, как можно скорее. Что выбрать? Как бы повел себя Холмс?
– Meine Herren, - Шильке сделал шаг вперед и снял с головы свой чистенький шлем. – Предлагаю почтить минутой тишины все понапрасну потраченные советские заряды.
Он склонил голову и коснулся рукой лба, словно бы в рамках глубочайшей задумчивости.
Солдаты выли от смеха. Шильке чувствовал, что завоевал этих людей, которые добровольно желали исполнить любой его приказ. Это ничего, что русские стреляют, это ничего, что германские пулеметы им едва отвечают. Не важны грохот, свистящие рикошеты, дым, вонь, валящаяся штукатурка. Все это не важно. Важно, чтобы отличиться от всех остальных. Он прекрасно понял уроки Холмса.
– Meine Herren. Прошу за мной.
С боку подскочил Гросс.
– Герр капитан, - прохрипел он. – Третий этаж чуточку отличается от остальных. Там вообще нельзя выйти в коридор. И даже показаться. По правой стороны Иваны, слева – наши, но не совсем. В стенах мы пробили небольшие проходы, но только через несколько помещений.
– А выше?
– А выше уже только крыша. А над нею уже или русские, или американцы. Все зависит от того, чьи бомбардировщики заходят на цель. Страшно выглядывать.
– Если гудят низко, тогда американские, - подсказал один из солдат, на вид лет семнадцати. Слишком большой шлем смешно перекривился у него на голове. – А если высоко, тоненько – тогда советы.
Кто-то объяснял, как выглядит ситуация на третьем этаже. По правой стороне коридора располагаются русские, по левой – наши, но не до конца, потому что Иваны захватывают класс за классом. На сам коридор нельзя даже выглянуть, потому что это смертельная зона. Вермахт поместил в коридоре две мины. Одну, меньшую, возле занятой русскими лестничной клетки. Вторую – возле своей лестничной клетки. Эту мину называли Молотом Тора. То был обычный ящик, обложенный мусором и прекрасно замаскированный кирпичами. В ящике было несколько килограммов тротила, окруженного бутылками с бензином, загущенным пищевым желатином, и прикрытыми сверху мешочками, наполненными металлическими шариками из шарикоподшипников. "Молот Тора" – действительно подходящее название для той машины смерти. Окончательное решение и аргумент Германии в сражении с роком. Шильке уже видел множество подобных конструкций, наскоро собираемых из всего того, что было под рукой. Знак, что дискуссия с Господом Богом относительно того, кто же прав, до сих пор продолжалась. Мины можно было легко взорвать – то есть, самым обычным свистком дать знак их операторам, укрытым далеко в тылу.