Побег из гарема
Шрифт:
– Боюсь, мистеру Стоддарду сделалось хуже. Он очень слаб. Думаю, ему осталось не больше недели.
Бриттани заметила взгляд, которым обменялись доктор и Вильгельмина, и задумалась над его причиной.
– Надо немедленно сообщить Торну. Мы можем послать ему письмо в Вашингтон?
Выражение лица Вильгельмины было резким и злорадным.
– Доктор только что сказал мне, что ваш муж ночью вернулся. – Она усмехнулась. – Бедная женушка, он, похоже, всеми правдами и неправдами старается избегать вас,
Не успела Бриттани ответить, как сам Торн вошел в комнату, сразу же отыскав взглядом свою жену. Бриттани хотелось броситься к нему в объятия, но она не осмелилась, потому что он никак не дал понять, что будет этому рад. Ей было больно и обидно, что он не сообщил ей о своем возвращении, но она не могла позволить Вильгельмине увидеть, как ей трудно.
– Торн, слава Богу, ты вернулся! – воскликнула Бриттани. – Доктор только что сказал мне, что твоему отцу хуже.
В глазах Торна застыло отчаяние, когда он повернулся к доктору.
– Неужели вы ничего не можете предпринять, чтобы облегчить страдания моего отца? У него сильные боли.
– Я дал ему все необходимые лекарства. С сожалением, вынужден констатировать, что положение вашего отца критическое. Я больше ничего не могу для него сделать.
Лицо Торна посуровело.
– Вы хотите сказать, что он обречен?
– С моей стороны было бы неправильно вселять в вас ложную надежду.
Не сказав больше ни слова, Торн вышел из комнаты, и Бриттани бросилась вслед за ним. Сердце ее болело за него. Ей хотелось быть с ним рядом в это тяжелое для него время.
Она молча поднялась за ним по лестнице. Когда они подошли к спальне его отца, он открыл дверь и кивнул, чтобы она вошла. Она замешкалась в дверях, и он сделал ей знак подойти вместе с ним к отцовской постели. Она медленно двинулась вперед, страшась увидеть, как страдает отец Торна.
Запах лекарств тяжело висел в воздухе. Мужчина на кровати был худым и бледным, и она не увидела в нем никакого сходства с Торном.
Бриттани потрогала лоб Бенджамина и обнаружила, что он липкий. Она видела, как он мучается, и его состояние напомнило ей одну из женщин гарема, которая съела что-то испорченное и чуть не умерла от отравления.
Она схватила Торна за руку и отвела в угол комнаты, отметив, какой он измученный и как нуждается в отдыхе.
– Торн, я знаю, ты подумаешь, что я совсем лишилась рассудка, но ты не мог бы вверить своего отца моим заботам?
– Это бесполезно, Бриттани. Я вижу, что доктор прав. Отец долго не протянет, и было бы несправедливо заставлять тебя страдать вместе с ним.
– Я хочу кое-что попробовать. Обещаю тебе быть осторожной. Я могу это сделать, Торн, – настаивала она. – Знаю, что могу!
Он глубоко вздохнул, понимая, что Бриттани ничего не в силах изменить, потому что доктор сказал: надежды нет.
– Хорошо, делай, что считаешь нужным, но, боюсь, ничего не поможет.
– А сейчас пришли ко мне Эсмеральду. И пусть слуги принесут лохань с водой. – Она закатала рукава и прошла к окну, где с такой силой дернула тяжелые бархатные шторы, что они полетели на пол, подняв тучи пыли. Затем широко распахнула окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух.
Обернувшись, Бриттани обнаружила, что Торн наблюдает за ней.
– Поспеши. Пришли ко мне Эсмеральду.
– Эта старуха еще жива?
– Она в полном здравии. Иди же, Торн! – Она подошла к кровати. – И не пускай сюда никого, кроме Эсмеральды.
Тревожная тишина установилась в доме. Как будто все затаили дыхание, ожидая услышать, что хозяин Стоддард-Хилла умер. Слуги ходили по дому на цыпочках и разговаривали шепотом.
Эсмеральда выставила Торна из комнаты отца, заявив, что он путается у нее под ногами. Он не видел ни доктора, ни мачехи с тех пор, как заявил им, чтобы держались подальше от него. Когда доктор стал возражать, Торн напомнил ему, что тот сказал, что больше ничего не может сделать для больного.
Бриттани наблюдала, как Эсмеральда смешала какой-то порошок с водой и размешивала до тех пор, пока все это не превратилось в белую пасту.
– Ты держи ему голову, а я буду ложкой вливать противоядие в горло.
Отец Торна покорно взял жидкость в рот, потому что был слишком слаб, чтобы протестовать. Кожа его была белой как полотно, и он походил скорее на покойника, чем на живого человека.
– Что теперь? – спросила Бриттани.
– Подождем немного. Ему станет плохо, начнется рвота. Если в нем яд, надеюсь, он весь выйдет.
Бриттани наблюдала за его лицом, ожидая реакции, но старик лежал неподвижный и безжизненный. Потом зашевелился и застонал. А вскоре ему сделалось плохо, началась сильная рвота. Эсмеральда держала перед ним таз, а Бриттани протирала влажной тканью лоб.
– Оставь меня в покое, старуха, – пробормотал он, – дай спокойно умереть.
– Ну, уж нет! Если я оставлю тебя в покое, ты непременно умрешь, мистер Бенджамин. Надо выгнать яд из твоего организма.
Бриттани встретилась глазами со старой женщиной.
– Похоже на то. Он, наверное, съел что-то, отчего заболел?
Глаза Эсмеральды превратились в черные щелки.
– Да, он съел что-то, что у него не прижилось. Давай-ка дадим ему еще снадобья. Надо выгнать из него всю эту гадость.
Больше двух часов Бриттани с Эсмеральдой боролись за жизнь отца Торна. Наконец его перестало рвать, он затих, и боли, казалось, уменьшились. Бриттани сменила постельное белье, а Эсмеральда переодела его в чистую рубашку. Сейчас Бриттани стояла с ним рядом, протирая лицо влажной тканью.