Побег из «Школы искусств»
Шрифт:
Конечно, Черноусов блефовал. Никаких связей с Западом у него отродясь не было. И если бы его сейчас прикончили, то никто и никогда не выполнил бы страшной угрозы. И вообще, опыта в этих делах у него было – несколько прочитанных детективных романов и просмотренных фильмов. Плюс ко всему он ведь понятия не имел, чем именно этот чертов каталог так пугал Больших Людей. Виктор смотрел на них и понимал, что они чувствуют его блеф. Во всяком случае, еле заметная усмешка на лице Яцкевича говорила именно об этом.
А вот озабоченное выражение лица Василенко его
– Переигрываешь, Витенька, – лениво сказал Яцкевич. – Предположим, ты говоришь правду и действительно можешь выполнить свою угрозу. Я не очень в это верю, но – предположим.
Изо всех сил Черноусову хотелось выглядеть бесстрастным. Видимо, ему это удалось, потому что Василенко буркнул, ни на кого не глядя:
– Конечно, он врет. Нет у него никого. Запад, скажите пожалуйста! Но, – он поднял взгляд на корреспондента и очень долго всматривался в его лицо. После долгой паузы он сказал: – Мы не можем рисковать, Леонид. Ты уверен в том, что он врет? На сто процентов уверен?
Яцкевич тоже внимательно посмотрел на Черноусова и неохотно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Не на сто процентов. Так, девяносто шесть-девяносто восемь.
– А велика ли была вероятность того, что я разгадаю письмо? – парировал Виктор и мысленно похвалил себя.
Василенко с ненавистью посмотрел на Яцкевича. Потом перевел взгляд на Черноусова.
– Ты ставишь безумные условия, – сказал он. – Где гарантии, что кто-то другой не считает тебя опасным свидетелем? Ты ведь уже видел этих… С тобой что-то случится – не по нашей вине, – а я буду расплачиваться? Так, что ли?
– Это ваше дело, – сказал тот, хотя чувствовал определенную долю истину в его словах. – Я о своих условиях сказал. Гарантии безопасности – и каталог ваш.
– Что ж к тебе, пожизненную охрану приставить, что ли? – взвился Леонид.
И вдруг заговорил Лисицкий. Это было так неожиданно, что удивились все: и Василенко, и Черноусов, и даже Яцкевич.
– Григорий Николаевич, можно вас на два слова? – спросил Лисицкий. – Выйдем на минуту. Поговорить надо, – он неторопливо прошел к двери, словно не сомневался в том, что завотделом ЦК следует за ним.
Самое интересное, что Василенко действительно послушно пошел за редактором областной молодежки. «Кто бы мне рассказал, ни за что не поверил бы, – чуть обалдело подумал Виктор. Он почувствовал себя неловко, оставшись один на один с Леонидом Яцкевичем. Но последний неожиданно оказался настроенным вполне лояльно, даже дружелюбно. Едва дверь за обоими шефами закрылась, как он направился к бару и жестом поманил Виктора.
– К чертовой матери, – пробормотал он, наливая две рюмки водки. – Трясется за свою жопу, а я должен бобиком бегать. Бобик – туда! Бобик – сюда! Сволочь… – он протянул корреспонденту рюмку, взял свою. – Давай, за знакомство.
Они выпили.
Помнится, новый генсек Ю. В. Андропов ознаменовал свое восшествие на всесоюзный престол полтора года назад выпуском водки по 4-70,
– Я тебе не завидую. Мне-то что – выполняю приказ. Милка, – он махнул рукой, – ну, эта сучка в койке прощение отработает. Прямо сегодня. А вот ты… – он покачал головой. – Влип, что называется. Давай еще по одной.
– Зачем нужно было меня оглушать? – задиристо спросил Черноусов (напиток уже действовал, тем более – на старые дрожжи).
– Извини, – равнодушно ответил Яцкевич. – Мне нужно было время выиграть. Я ведь думал, что искомая вещь в Лазурном – это во-первых. Во-вторых – насчет Милены имел строжайшее указание, – он кивнул на дверь, – беречь ее драгоценную задницу как зеницу ока. А о тебе – прости друг – такого указания не получал.
– Сволочи вы все, – убежденно сказал Черноусов.
– Это да, – он согласно кивнул. – Что есть, то есть. Ладно, не психуй. Дело прошлое.
– Леня, – спросил Черноусов, – а кто они такие? Ну, эти, в «жигулях». Разве не из твоей фирмы?
Он задумчиво посмотрел рюмку на просвет.
– Трудно сказать…
– Я сейчас вот подумал, вы коллеги… – язык у Виктора начал заплетаться – интересно, все-таки, действует хорошо очищенная водка на умственные способности. Все соображаешь, но говоришь с трудом. Словно умственный процесс и процесс произнесения слов протекают в двух разных потоках времени. – Это ты позвонил в милицию в Лазурном? О том, что убит Виктор Черноусов?
Яцкевич кивнул.
– Я правда думал, что они тебя пришили. Никак не могло прийти в голову, что эти козлы случайно твоего соседа шлепнули.
– А кто такой Коля?
– Коля? Коля уже в Москве.
– А… – начал было Черноусов, но тут дверь отворилась, и появились Василенко и Степаныч. Яцкевич сразу же отошел от недавнего собутыльника. Виктор оказался один рядом с баром. Увидев рюмку в его руке, Василенко недовольно нахмурился, но промолчал.
– Виктор, – спокойно сказал Николай Степанович, – у нас к тебе предложение. Ты сядь, сядь. Не стой так. И рюмку поставь, еще успеешь напиться.
Черноусов подчинился.
– Так вот, Виктор, – продолжил Степаныч с молчаливого позволения Василенко, – решили мы вспомнить кое-что из твоей биографии. Мы здесь все свои, так что будем говорить открыто. Хорошо?
Черноусов кивнул. Ему никак не казалось, что тут все свои.
– Ну вот и отлично. Почему бы тебе, Витенька, не вспомнить, что маму твою, Серафиму Михайловну, на самом деле зовут Эсфирь Моисеевна, и что девичья фамилия ее отнюдь не Черноусова, а Флейшман? Я очень ее уважаю, – добавил он, увидев, что я нахмурился, – как и тебя, впрочем.