Побежденный
Шрифт:
— В жизни для тебя не существует тайн, — протянула Фатима, нижняя губа ее блестела, как тропинка под дождем, неприятные глаза были чувственно полузакрыты, запах чеснока распространялся в воздухе, словно ядовитый газ в газовой камере.
— Ты совершенно права, — ответил Валь ди Сарат, — и если сейчас же не уйдешь, пожалуюсь администрации.
— Администрация не наказывает девушек за то, что они выходят за рамки служебных обязанностей. Что это за медали?
— Все-таки администратор, если я его попрошу, заставит тебя встать из-за моего столика.
—
— Возможно. Я жду жену.
— В такие места жен не водят.
— Мы еще не обвенчаны.
— Ах, любовницу! Она такая же красивая, как я?
— До тебя ей далеко, но я люблю некрасивых женщин. Некрасивых, маленьких, худеньких.
— Если передумаешь, — хрипло сказала Фатима, — моя такса тридцать тысяч лир за ночь.
Наконец она ушла, но села за столик, откуда могла соблазнительно поглядывать на него, забросив ногу на ногу и высоко задрав юбку. Валь ди Сарат обхватил голову руками и тайком смотрел между пальцами. Это напоминало школьный экзамен. Например, по тригонометрии.
К Винтершильду подсела Тереза. Он без умолку говорил. Она скучала. Винтершильд очень мало походил на чудовище, на человека, руки которого обагрены кровью женщин и детей. Тереза закурила сигарету с демонстративной величественностью девицы, впервые предающейся этому пороку в общественном месте. Он зажег ей спичку, но она предпочла воспользоваться своей зажигалкой. Нет таких глупых унижений, до которых женщина не опустится, если следует какому-то замыслу. Впечатляюще, хоть и грубо. Ганс задул спичку и потерял нить мыслей. Угрюмо смотрел перед собой помигивая. Тереза бросила на него взгляд, который мог выражать надменность, но мог быть и взглядом женщины, знающей, что ее преследуют, и желающей убедиться, что преследователь не исчез.
Какой-то импульс заставил Валь ди Сарата обратить взгляд к двери. Вошел один из карабинеров, с кобурой на поясе, явно при исполнении служебных обязанностей. Идиот. Увидел Валь ди Сарата и сделал жест, говорящий, что он здесь, если потребуется. Валь ди Сарат отвернулся, но тот, очевидно, счел, что его жест остался незамеченным и пошел к столику. Фатима Луксор увидела его взгляд соучастника и нахмурилась, Валь ди Сарат позволил карабинеру подойти к столику.
— Мы вам нужны? — спросил тот.
— Моя машина? Вряд ли. Какой номер? — громко спросил Валь ди Сарат.
— Не понимаю.
— Глупец, раз уж подошел, дай мне повестку о штрафе, — прошептал он.
— За что?
— Может машина постоять там еще пять минут? — спросил он снова, очень громко, сердито.
Карабинер неуклюже откозырял и в недоумении вышел. Валь ди Сарат уловил взгляд Фатимы Луксор.
— Во Флоренции уже и машину поставить нельзя. Фатима, не отвечая, вышла из-за столика.
Что теперь? Очевидно, если производить арест, то немедленно, иначе эти неопытные олухи, насмотревшиеся дрянных фильмов, все испортят. Валь ди Сарат взглянул на Ганса. Он говорил Терезе что-то жалостливое, та пожимала плечами и так затягивалась сигаретой, словно в ней был гашиш.
Появился администратор вместе с Фатимой Луксор. Валь ди Сарат откинулся на спинку стула, чтобы его не было видно.
— Надеюсь, вы всем довольны, ваше превосходительство, — сказал администратор, на лбу его дрожали капли пота.
— Полностью.
— Мы неизменно держимся в рамках закона.
— Какое отношение это имеет ко мне?
— Мисс Луксор говорит, к вам только что подходил карабинер. Я хочу удостовериться, что не намечается никакой облавы.
— Он сказал мне, что я поставил машину в неположенном месте, и только.
— Это ведь обязанность городской полиции, ваше превосходительство. И не входит в сферу деятельности карабинеров.
— Вы сомневаетесь в моих словах? — спросил Валь дн Сарат, чувствуя себя очень глупо и дрожа от гнева.
— Нет-нет, что вы. Слово офицера?
— Я одет так только потому, что был на встрече однополчан. Теперь я уже даже не офицер. И не имею к тому карабинеру никакого отношения.
— Ясно, — сказал отнюдь не убежденный администратор и отвратительно улыбнулся. — Надеюсь только, вы понимаете, что это пристойное заведение, угождающее слабостям человеческой натуры, как и любое другое.
— Вполне понимаю и очень приятно провожу здесь время. Однако хотел бы остаться в одиночестве.
Администратор с поклоном удалился, Фатима Луксор вернулась на свое место не более счастливой, чем раньше.
Ганс в углу серьезно говорил о чем-то, Тереза чрезмерно притворялась скучающей. Пора было положить конец его мучениям. Валь ди Сарат открыл портфель и подозвал официантку. Та подошла, шелестя соломой. Он протянул ей свою визитную карточку и фуражку Винтершильда.
— Отнесите это вон тому синьору в углу, — сказал Валь ди Сарат, и пока официантка шла к указанному столику, сунул в карман маленький черный пистолет.
Ганс холодно взглянул на официантку, взял фуражку и поднялся с широко раскрытыми глазами. Прочел визитную карточку и неудержимо замигал. Валь ди Сарат встал и небрежно подошел.
Мужчины неуверенно глядели друг на друга, а Тереза, внезапно поняв, что происходит нечто неожиданное, стала выглядеть на несколько лет младше.
Ганс протянул руку.
— Могу я приветствовать смелого офицера?
В эту минуту он утратил сочувствие Валь ди Сарата.
— Нет.
Валь ди Сарат сел, а Ганс побледнел от ярости.
— Сядьте и слушайте меня. Ганс молча отказался.
— Хотите устроить сцену? Ганс сел.
— Совершенно лишены воображения? — холодно спросил Валь ди Сарат. — Как думаете, зачем я здесь?
Ганс не ответил. Он с трудом сдерживал оскорбленные слезы. Отказ пожать руку был равносилен пощечине.
— Для вас это конец пути, — спокойно сказал Валь ди Сарат. — Вы повинны в военном преступлении, одном из самых жестоких и отвратительных за всю войну. Вы даже не слушаете. Все еще злитесь, что я не пожал вашу руку.